Большая вода
Была в Неве высокая вода, И наводненья в городе боялись. Анна Ахматова
Наводнений за трехстолетнюю историю Санкт-Петербурга было около трехсот, из них всего несколько катастрофических. Самое знаменитое — 7 ноября 1824 года — навсегда вошло в мировую литературу благодаря «Медному Всаднику».
Наводнение 1913 года вызвало следующие строки в «Поэме без героя» Ахматовой, способствовало созданию эмблематического образа Серебряного века.
…И весь траурный город плыл По неведомому назначенью, По Неве иль против теченья, —
И далее:
А по набережной легендарной Приближался не календарный — Настоящий Двадцатый Век.
Крупным стало наводнение в 1924 году, и в этом факте тогдашние питерские старухи усмотрели нечто мистическое, тем более Петроград накануне был переименован во славу усопшего вождя мировой революции. Казалось, наступает обещанный Конец Времен — гибели большевистской власти многие ждали. Правда, вне зависимости от этих желаний, тонуть никому не хотелось.
Но все же за сто лет
Недавно в петербургском издательстве «Красный матрос» вышел репринт книги «Наводнение в Ленинграде 1924 года» , позволяющий как почувствовать общую атмосферу эпохи , так и оценить факты, вкупе с фотографиями.
Из официального сообщения Ленсовета: 23 сентября 1924 года «при сильном ветре с моря, после 3 часов началось быстрое прибытие воды, уровень которой к 8 час. веч. достиг 12 футов выше ординара. Благодаря этому Василеостровский район, Петроградская сторона и часть Центрального, Выборгского и Володарского района оказались затопленными. Сильно пострадали порт, ряд фабрик и заводов, а также склады. Были частичные пожары.
Снесено несколько мостов: Сампсоньевский, Гренадерский и др. …К 10 часам вечера вода уже спала до 9 футов, и дальнейшая убыль продолжается».
Наводнение-1924 не породило литературных и прочих шедевров, но кое-что интересное в словесности появилось. Николай Полетика в своих воспоминаниях рассказывает: «В центре города вода залила весь район от Адмиралтейства до Фонтанки. Я шел по Невскому и увидел толпу прохожих, бежавших изо всех сил от Гостиного двора и Садовой к Фонтанке с криками: «Вода! Вода!» Люди спасались бегством от гнавшейся за ними большой волны. Репортеры из «Красной газеты» взобрались на пьедестал памятника Екатерины II у Академического театра драмы и созерцали бегство прохожих от невской волны.
Тяжелые железные покрышки водосточных люков на улицах под напором воды снизу прыгали, как пробки, вверх.
Мне удалось, повернув обратно, добежать до Литейного, не промокнув. В центре города население отделалось испугом. Многие промокли до колен, до пояса, но человеческих жертв в центре города не было.
Прохожие спасались на лестничных площадках второго этажа, куда вода не доходила. Окна второго и высших этажей в квартирах были усеяны любопытными. Вода подняла знаменитую торцовую мостовую Невского, и деревянные торцы носились по волнам. На Васильевском острове вода залила почти все улицы, подвалы и первые этажи, но не дошла до второго этажа.
Район от Фонтанки и Литейного к Московскому вокзалу, Лиговка, Пески, Смольный не пострадали — вода туда не дошла.
К вечеру вода схлынула обратно в Неву, но встревоженный и промокший город гудел. Убытки были огромны — позже их исчисляли в 100 млн. рублей . Запасы дров, выгруженные с барж на набережных Васильевского острова и Петроградской стороны, были унесены водой. Петрограду, большинство домов которого отапливалось дровами, грозило остаться на зиму без дров. Продукты и товары на складах были испорчены. Их «сушили» на малопроезжих улицах.
Человеческих жертв, к счастью, было не много, так как спасательные лодки, разъезжавшие по затопленным улицам и площадям, спасли огромное большинство жителей, захваченных наводнением.
На другой день мы с Юрием пошли осматривать город. Самую поразительную картину мы увидели на набережной Зимнего дворца: огромная баржа, в 30-40 метров длиной, поднятая волнами, была переброшена через гранитный парапет набережной и врезалась носом в стеклянную галерею первого этажа Дома ученых, пройдя внутрь зала. Зрелище было потрясающим».
В 1946 году Анна Ахматова рассказывает : «В квартире всплыл паркет, а старые липы в Летнем саду водой залило до крон. Наводнение застало ее на Смоленском кладбище, за панихидой по Настеньке Сологуб» .
А вот свидетельство Николая Пунина: «Во дворе дома, где живет Ан, было выше колен Почти у самых ворот лежала лодка. Когда я пришел к Ан, было 10 часов. У них было все благополучно.
Ан — очень возбужденная».
Спустя много лет Александр Кушнер напишет :
Вольно же ветру волны гнать и дуть! Но волновал сюжет Серапионов, Им было не до волн — до патефонов, Игравших вальс в Коломне где-нибудь.
Один из «Серапионов», Вениамин Каверин, изобразил наводнение так: «Он был слегка удивлен, увидев воду у самых ног. Некоторое время он недоверчиво рассматривал ее, придерживая рукой пенсне: вода пришла к нему, как старый приятель. Она не собиралась уходить.
Напротив того, с каждой минутой она располагалась все удобней.
Пожав плечами, он встал и, обойдя кругом почти всю гаванскую часть, по Наличному переулку, снова направился к порту. Бог весть почему вздумалось ему именно по взморью бродить в это неурочное для прогулок время. И он снова вернулся бы в порт, если бы толпа не преградила ему дорогу.
Толпа стояла в Наличном переулке и с любопытством смотрела на воду. Вода наступала медленно, тихими шагами. Люди отступали.
Наводнение, в сущности, совершалось в полном порядке. Вода наступала, как люди. Люди отступали.
Порядок нарушал только мастеровой в зеленом переднике. Мастеровой был пьян: уже довольно давно ругал он наводнение по матери и грозил ему кулаками. Он единственный не отступал вместе с толпой. Крича что-то о пожарных, будто опять проглядевших наводнение, он яростно прыгал на ступеньках своего дряхлого домика, который был чуть не первым затоплен водой» .
А Евгений Шварц после наводнения пришел к Самуилу Маршаку со сказкой-былью «Рассказ старой балалайки» — как раз про это событие.
«Нелегко было написать на такую тему — да еще стихом раешника — бытовую сказку. Нужен был хороший слух и чувство такта, чтобы недавно пережитые события не теряли своей трагичности и величия от того, что рассказывала о них старая балалайка, унесенная волной вместе с домиком ее хозяев, жителей городской окраины. Стариковский неторопливый сказ придавал печальной повести какую-то особую мягкость и человечность», — писал Маршак впоследствии.
Наводнение 1924 года долго вспоминали в Ленинграде, отсчитывая по нему время: «до наводнения», «после наводнения». Долгие годы, пока не началась Вторая мировая война, оно служило темой для рассказов приезжим. И только после блокады оказалось лишь одним из трехсот здешних.
Ведь большая вода Невы-1924 не стала вестником Апокалипсиса, как было почудилось кому-то. Главное случилось раньше, когда по невской воде, тогда спокойной, вырулил крейсер с именем утренней богини.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)