Эволюция образов городничего Анны Андреевны и Марьи Антоновны в комедии «Ревизор»
В комедии уже была правда русской жизни, проявившаяся и в комедийной ситуации, и в перипетиях интриги, и в отдельных живых характерах, и во всем раскрытии социальной действительности. Весь комедийный замысел «Ревизора» в общих чертах уже существовал. Однако Хлестаков и городничий, его жена и дочь, чиновники были в этой редакции иными, чем в окончательной. С одной стороны, они значительно больше были связаны с условными сценическими схемами того времени, с другой — в них, не было еще тех характерных личных качеств, которые мы теперь знаем.
После сообщения Бобчинского и Добчинского о Хлестакове, который «дальше не едет» и «денег не плотит», городничий совсем растерялся и в паническом страхе говорит о своих проступках: «Ну, признаюсь, господа, мы все в Порядочных, как называется, дураках. Он, модает быть, что-нибудь уже и посмотрел, и заглянул куда-нибудь.
О злоупотреблениях и произволе в этой редакции говорится устами самого городничего. Получается, что, стремясь скрыть свои грехи, городничий сам выбалтывает все окружающим. Это неестественно. Городничий здесь совсем еще не тот, которого мы знаем: он несообразителен, неловок, не достаточно умен. Сделав впоследствии городничего человеком умным и находчивым, Гоголь подчеркнул всю нелепость положения, в котором оказались «отцы города», сделал сатиру более острой.
Гоголю важно было показать, что не глупость городничего сделала из Хлестакова ревизора, а его страх, боязнь расплаты за грехи.
Видно, что он растерян, не может выпутаться из сложного и конфузного положения. В IV действии после жалоб на него купцов, когда городничий бросается на колени перед «ревизором», он еще и жалок: «Ваше превосходительство, не погубите! Не погубите! Не погубите!». Растерянность городничего, возможно, объясняется и тем, что «грешки», которые водятся за ним; значительнее, чем в печатных текстах. В. Гиппиус усматривает в словах городничего первой черновой редакции («Признаюсь, запустил руку кое-куда») намек на прямое казнокрадство. По мнению исследователя, и во второй рукописной редакции «была реплика, намекавшая на то, что городничий, а может быть и не он один, виноват в ряде крупных преступлений: «Говорите же вы! До сегодняшнего дни бог миловал. Случалось правда по газетам слышать, что в таком-то мосте того-то посадили за взятки, того-то отдали в суд за потворство и воровство или за подлог, но все это случалось, благодарение богу, в других местах; а к нам до сих пор никто не приезжал и никаких ревизовок не было».
Сквозник-Дмухановский не из ряда вон выходящий грабитель. Он — фигура типическая, в которой грабеж и злодейство скрыто под обычной служебной деловитостью, и имеет форму благопристойности. Уже во второй рукописной редакции образ городничего становится значительнее, чем в первой редакции. Происходит это, прежде всего потому, что рядом с городничим уже появляется целый ряд чиновников. Вместе с ним они осуществляют власть на местах, вместе с ним творят беззакония. Но и они, и городничий внутренне сознают, что существующий порядок вещей в какой-то степени санкционируется свыше. Они ощущают нигде не записанный, но реально бытующий кодекс о допустимом в злоупотреблениях, во взятках, в превышении власти. Им все сойдет с рук, если они покажут, что придерживались этого неписанного закона. Отсюда и появились в городничем изворотливость, ловкость. Он опытен, умеет поладить с начальством, знает, как выйти сухим из воды.
Эволюция двух женских образов — Анны Андреевны и Марьи Антоновны — связана с постепенным высвобождением Гоголя от ощущавшейся в начале традиции «частной завязки». В Анне Андреевне первой черновой редакции много черт заправской водевильной кокетки, широко известной посетителям театра времен Гоголя. У нее пылкий темперамент, ряд ее рассказов фриволен. Она беззастенчива, фамильярна, легкомысленна, как многие героини из переводных водевилей. Гоголь многое сократил во второй черновой редакции: исчезло указание на возраст Анны Андреевны, два ее поклонника объединились в одном лице, выпал рассказ о куле с перепелками, мать и дочь говорят не о том, как, «делать глазки», а о красоте глаз Анны Андреевны, жена городничего не говорит дочери о глупости отца. Во второй редакции в реплике Анны Андреевны слово «глупый» подчеркнуто рукою Гоголя.
Но, несмотря на эти водевильные черты Анны Андреевны, уже в первой редакции было в ней и другое. Она органически связана с бытом и нравами верхушки провинциального города. Как жена городничего, она стоит Выше жен других чиновников, задает топ, с ней считаются. К тому же Анна Андреевна и крепостница. Она говорит дочери об Авдотье: «Эта дура, ей уж сорок, а она еще бежит этак вывертывается, финтит: воображает, что Кто-нибудь на нее из-за ворот смотрит. Негодная вертопрашка! Я ее сошлю в деревню». Во второй редакции упоминание о высылке Авдотьи в деревню отсутствует. В первом и втором изданиях, как и в окончательной редакции, реплики Анны Андреевны об Авдотье, столь характерной для того времени, нет вообще (возможно, по цензурным соображениям). Начиная со второй черновой редакции и вплоть до окончательной, уездная законодательница мод, городничиха Анна Андреевна, несмотря на очевидную легковесность и явное легкомыслие, становится все более связанной с нравами своей среды, своего времени и, теряя водевильные, приобретает характерные, типические черты.
Волокитство Хлестакова за женой и дочерью городничего от редакции к редакции занимает все меньше места. В четвертом действии первой черновой редакции Хлестаков говорил о жене и дочери городничего значительно больше, чем в последующий редакциях.
Изменяется в процессе работы и образ Марьи Антоновны. Уже в первой черновой редакции он противопоставлен традиционной комедийной героине. В Марье Антоновне ничего нет ни обаятельного, ни добродетельного. С. Н. Дурылин толкует объяснение в любви Хлестакова Марье Антоновне и Анне Андреевне как тонкое пародирование интриги и сцен любовных объяснений, которые сам Хлестаков так часто мог видеть на сцене Александрийского, театра в Петербурге.
Создавая новую русскую комедию, изображая «то, что ежедневно окружает нас», Гоголь беспощадно изгоняет из текста «Ревизора» все то, что уводит от его большого замысла. Он строит комедию без любовной интриги, изгоняет внешний, поверхностный комизм, «который порождается легкими впечатлениями, беглой остротою», все сближавшее комедию с водевилем, сохраняя при этом лишь отдельные элементы и водевиля, и фарса, в тех случаях, когда это служило его большим задачам.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)