Романтизм Жуковского
В. А. Жуковский был по праву еще при жизни назван «отцом русского романтизма». Уже первые произведения, написанные в его любимом жанре — жанре элегии, были встречены овациями, что послужило первым шагом по ступеням к признанию его «мэтром» этого направления. Зародившееся в сентиментализме внимание к «чувствительности» продолжило свое развитие в поэзии Жуковского. Если сравнивать его стихотворения с произведениями любого писателя доромантического периода, то особенно четко будет видна разница между прошлыми убеждениями
Но как перенести на бумагу переполняющие сердце человека чувства? Ведь они не материальны, нельзя описать их форму, размер и т. д. Выход романтики нашли в сопоставлении своих чувств с природой, красота тоже неподвластна словам:
Что нам язык земной пред дивною природой?
Изображение пейзажа в лирике Жуковского субъективно: ему важно не то, какова природа на самом деле, а то, как он воспринимает ее автор. Природу, в отличие от мысли и ощущений, можно видеть, слышать, чувствовать, осязать. Вот, например, строки из его элегии «Вечер»:
Как слит с прохладою растений фимиам!
Как сладко в тишине у брега струй плесканье!
Как тихо веянье зефира по водам
И гибкой ивы трепетанье!
Поэт чувствует «прохладу», «фимиам», «плесканье», «веянье зефира», «ивы трепетанье», он выражает свои впечатления.
Характер изображенных картин всегда зависит от сиюминутного настроения поэта: если он предается светлым мечтаниям, то и пейзаж светел, если находится в замешательстве, тоскует — возникает образ «смятенного», волнующегося моря. Вообще же каждому поэту-романтику присуще особое, собственное мировоззрение, и поэтому у каждого преобладают картины либо гармонии, либо хаоса. Жуковскому свойственно любование природой, изумление ее таинственностью. Как уже говорилось, загадки природы были связаны для него как романтика с загадками души, и лишь друг через друга они могут быть поняты:
Святые таинства, лишь сердце знает вас.
Фиксация ощущений в данную минуту не являлась для Жуковского главной целью. Важнее, он считал, передать оттенки чувств, то, как они переходят одно в другое, т. е. душевные движения. Для поэта свойственно употребление метафор («лечу воспоминаньем» — одна из наиболее характерных). Движения внутри души — мысли, мечты, думы — живут отдельной от человека, их породившего, жизнью, они способны «умирать» и «воскресать», «пробуждаться» и «гаснуть», «молчать», «летать» и служат символами, с помощью которых Жуковский передает свое душевное состояние. Само понятие «символ» подразумевает множество значений, олицетворения поэта объемны, многомерны, и никогда нельзя объяснить конкретно их смысл. В этом вопросе Жуковский был новатором. Именно он первым в России сформулировал вопрос: «Невыразимое подвластно ль выраженью?» — который нашел отклики в произведениях чуть ли не каждого романтика (к примеру, Тютчев: «Мысль изреченная есть ложь»; Лермонтов: «А душу можно ль рассказать?»). Поэт нарочно использует слова с неточным значением, рассчитанные на ассоциативное восприятие читателя:
Но то, что слито с сей блестящей красотою —
Сие столь смутное, волнующее нас,
Сей внемлемый одной душою
Обворожающего глас,
Сие к далекому стремленье,
Сей миновавшего привет.
Сие шепнувшее душе воспоминанье
О милом, радостном и скорбном старины.
Какой для них язык?. Горе душа летит,
Все необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.
Символы «обворожающее», «далекое», «миновавшее», «необъятное» — в некоторой степени мистические. Состояние души невозможно выразить словами, ибо сама душа не имеет определенного толкования. Так или иначе, Жуковский приписывает ее происхождение небу. Таким образом, по его понятию, душа существует на земле, с человеком, и в полете к небу. Это одна из главных особенностей романтического мышления — двоемирие. Тот мир, в котором живет поэт, недостаточен для него, и он всегда стремится к лучшему, небесному, его душа «горе летит». В творчестве Жуковского этот принцип нашел широкое освещение, его лирический герой, живя «здесь», мечтает о другом, недостижимом мире, только «там», он верит, счастье.
И вовеки надо мною
Не сольется, как поднесь,
Небо светлое с землею.
Там не будет вечно здесь.
(«Путешественник»)
Счастье на земле возможно лишь в те редкие моменты, когда душа улавливает отголоски «горнего» мира, когда она может мельком взглянуть на «гений чистой красоты», ведь
Он лишь в чистые мгновенья
Бытия бывает к нам
И приносит откровенья,
Благотворные сердцам.
(«Лалла Рук»)
Итак, для Жуковского смысл человеческой жизни заключался в стремлении к лучшему миру, где душа его будет счастлива. Отсюда постоянный мотив его поэзии — мечта о загробном мире как о высшем блаженстве. Но это не означает, что Жуковский призывал немедленно туда отправляться. Вера в непременность счастья «там» поддерживала его убеждения в необходимости терпения и смирения перед судьбой:
«Терпи, терпи, хоть ноет грудь;
Творцу в бедах покорна будь;
Твой труп сойди в могилу,
А душу бог помилуй!».
Жизнью управляет некая сила, и противиться ей бессмысленно, да и невозможно. Если она решает, что человек должен жить или умереть, то это будет так.
Смертный, силе, нас гнетущей,
Покоряйся и терпи;
Спящий в гробе, мирно спи;
Жизнью пользуйся, живущий.
(«Торжество победителей»)
Размышления над вопросом жизни-смерти у Жуковского глубоки, а их глубина напрямую связана с глубиной личности самого поэта. Вопрос этот является философским, так что, можно сказать, Жуковский был романтическим философом. Кроме того, что благодаря Жуковскому в России возникло новое направление — романтизм, — он также, начав писать на «языке души», заложил основу русской лирики XIX-XX вв.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)