У самых истоков русского романтизма стоял один из ярчайших литераторов начала XIX века — Василий Андреевич Жуковский. Он является своеобразным «литературным Колумбом Руси», открывшим «Америку романтизма», как назвал его Белинский. Сама природа позаботилась создать в лице поэта «русское эхо» для западноевропейского романтизма. Но он не только писал прекрасные, продиктованные свободным вдохновением произведения, но и жил вдохновенно, поэтически. Поэтому все творчество Жуковского пронизано естественными и незамысловатыми
интонациями жизни и природы Жуковский выступил как первый создатель лирического пейзажа в русской литературе, и в этом он указал дорогу другим поэтам. В образах деревенской природы поэт искал отражение своих мечтательных и задумчивых переживаний: Луны ущербный лик встает из-за холмов. О тихое небес задумчивых светило, Как зыблется твой блеск на сумраке лесов! Как бледно брег ты озлатило! («Вечер» 1806 г.) Для выражения своих идей и фантазий Жуковский искал в пейзаже определенные краски и черты. Это помогло ему найти в природе такие легкие переходы и тонкие оттенки, которые до Жуковского не использовались в русской поэзии.
Уход в мирную жизнь деревни, идеализация простоты и тишины жизни — именно эти настроения поэта определяли в значительной мере его восприятие и понимание деревенской природы. Он не искал в ней ничего величественного и грандиозного: поэт ценил в природе спокойствие, тишину, безмятежность. Поэтому он рисовал природу русского севера такою, какой она бывает летом или ранней осенью, тихим утром или ясным вечером — без бури и ненастья: Все тихо: рощи спят; в окрестности покой; Простершись на траве под ивой наклоненной, Внимаю, как журчит, сливаясь с рекой, Поток, кустами осененный. В этом стихотворении поэт лишь изредка прибегает к олицетворению природы («рощи спят», «лик (луны) встает»), к эмоциональным эпитетам («сладко. струй плесканье», «небес задумчивых светило»). Сила его изобразительности — в умении уловить тончайшие переливы красок, шорохи, трепеты, отблески угасающего вечера. Почти во всех картинах природы, которые рисует Жуковский, присутствует воспринимающий ее человек. Он и природа показаны у поэта в некотором единстве. Описываются не столько явления природы, сколько душевное состояние человека. Вот почему пейзажи Жуковского называют «пейзажами души». «Жизнь души» и есть подлинный предмет элегии поэта. Он использует описание природы для непосредственного выражения лирических переживаний героев. Примером этого утверждения может послужить баллада «Эолова арфа» (1814г.), в которой пейзаж служит средством для создания романтического настроения: На темные своды Багряным щитом покатилась луна; И озера воды Струистым сияньем покрыла она. Творчество же зрелого Жуковского пронизывает романтическая идея двух миров: мира явлений и мира таинственного, потустороннего. Внешняя точность описания мешает постигнуть тайны мироздания, доступные только интуиции, мгновенному поэтическому озарению и нравственному чувству. Жуковский потому и сосредоточен на чувствах души, что на них откликается «незримая душа» природы: Мой слух в сей тишине приветный голос слышит. Как бы невидимое дышит. Душа незримая подъемлет голос свой С моей беседовать душою. («Славянка», 1815 г.) Еще один пример стихотворения — «пейзажа души» — элегия «Море» (1822 г.), которое высоко оценил А. С. Пушкин. И действительно, элегия является образцом романтической пейзажной лирики: Безмолвное море, лазурное море, Стою очарован над бездной твоей. Ты живо; ты дышишь; смятенной любовью, Тревожною думой наполнено ты. По сравнению с элегией «Вечер», в «Море» Жуковский отступает от своего стиля и прибегает к олицетворению природы. Поэт изображает море «живым», «дышащим», наполненным «тревожной думой». Безудержная стихия «бьется», «воет», «рвет и терзает враждебную мглу». Энергичное начало двух героев произведения — моря и неба — подчеркивают активные формы глаголов. Из других художественных средств необходимо выделить обилие эмоциональных эпитетов («сладостный блеск», «светозарная лазурь» и так далее), метафоры («смятение моря»), эпитеты, подчеркивающие состояния моря («безмолвное море», «испуганные волны»), состояние неба («таинственное, сладостное, полное жизни»). Романтическая идея двух миров в элегии отражается противопоставлением — море-небо. Картины состояния моря связаны с настроением, миром эмоций и чувств человека (полны «тревожной думы»). Риторические вопросы, задаваемые морю («Что движет твое необъятное лоно? Чем дышит твоя напряженная грудь?»), связывают картины природы с философскими раздумьями о смысле жизни: Безмолвное море, лазурное море, Открой мне глубокую тайну твою. Иль тянет тебя из земные неволи Далекое светлое небо к себе?. Таким образом, все последующие попытки изображения лирического пейзажа в русской литературе были продолжением поэзии Жуковского. Он «открыл русской поэзии душу человеческую» (Г. А. Гуковский). То, что прежде считалось достоянием разума, у Жуковского стало частью душевной жизни, что придало особый лиризм его поэтическому творчеству. Не только любовь и дружба, но восприятие и описание природы, пейзажа, явились предметом внутренних переживаний поэта.
