«Я хочу выйти на свободу»
Поэма М. Ю. Лермонтова » Мцыри» и сказка В. М. Гаршина «Attalea princeps»
Недавно в «Литературе» был напечатан урок о том, как читать сказку В. Гаршина «Attalea princeps» с пятиклассниками. Оказалось, что эта сказка может быть предложена и более старшим детям, причем в интересных связках с традиционными программными произведениями. Наш давний автор, заместитель директора Кушнаренковского педагогического колледжа , кандидат педагогических наук Александр Михайлович Шуралев предлагает материалы для такого сопоставления.
В 1839 году
И у Лермонтова, и у Гаршина в этих произведениях особенно неразрывно и трагически переплетаются мотивы одиночества, любви к родине и стремления к свободе.
Одинокое существо, оторванное от родных мест, пленено обстоятельствами. В «Мцыри» — это монашеская келья, в «Attalea princeps» — оранжерея. Желание вырваться из этого плена на свободу усилено тоскою по родине.
…Бродил
«Для растений нужен был широкий простор, родной край и свобода. Они были уроженцы жарких стран, нежные, роскошные созданья; они помнили свою родину и тосковали о ней.
Была между растениями одна пальма, выше всех и красивее всех.
…она была одна, она лучше всех помнила свое родное небо и больше всех тосковала о нем…»
Тоска по родине побуждает героев к отчаянному действию.
Давным-давно задумал я Взглянуть на дальние поля, Узнать, прекрасна ли земля, Узнать, для воли иль тюрьмы На этот свет родимся мы. И в час ночной, ужасный час, Когда гроза пугала вас, Когда, столпясь при алтаре, Вы ниц лежали на земле, Я убежал. О, я как брат Обняться с бурей был бы рад!
«- Я и одна найду себе дорогу. Я хочу видеть небо и солнце не сквозь эти решетки и стекла, — и я увижу!
Тогда пальма начала расти.
И она росла, тратя все соки только на то, чтобы вытянуться, и лишая их свои корни и листья…»
Кульминация побега Мцыри из монастыря и выплеска — обнаружения его природных сил — битва с барсом.
Удар мой верен был и скор. Надежный сук мой, как топор, Широкий лоб его рассек…
Для пальмы кульминация роста — схватка с железными решетками и прорыв сквозь крышу к желанному небу.
«Attalea подымалась. Наконец она плотно уперлась в рамы. Расти дальше было некуда.
Тогда ствол начал сгибаться. Его лиственная вершина скомкалась, холодные прутья рамы впились в нежные молодые листья, перерезали и изуродовали их, но дерево было упрямо, не жалело листьев, несмотря ни на что давило на решетки, и решетки уже подавались, хотя были сделаны из крепкого железа.
И в эту минуту раздался звонкий удар. Лопнула толстая железная полоса. Посыпались и зазвенели осколки стекол.
Над стеклянным сводом гордо высилась выпрямившаяся зеленая крона пальмы».
Но круг замыкается. Обессилевшего Мцыри находят недалеко от монастыря и снова приносят в келью, где он, умирающий, рассказывает перед своей неизбежной кончиной старику-монаху о трех днях, проведенных на воле.
И смутно понял я тогда, Что мне на родину следа Не проложить уж никогда.
Еще более трагична участь пальмы: ее спилили и выбросили на задний двор в осеннюю грязь. А перед этим, когда она пробила крышу оранжереи и увидела снаружи вместо ожидаемого солнца «мелкий дождик пополам со снегом», «серые клочковатые тучи», оголенные деревья, похожие на мертвецов, ее постигло разочарование. «Только-то? — думала она. — И это все, из-за чего я томилась и страдала так долго? И этого-то достигнуть было для меня высочайшей целью?» .
Анонимный рецензент в журнале «Дело» упрекал В. М. Гаршина за проявленные в аллегории «странный скептицизм», «недоверие к жизни» и «неверие в людей»: «Наша борьба представляется ему бессмысленной сутолокой, по поводу наших идеалов он спрашивает: «только-то?». Это именно г. Гаршин, а не его Attalea спрашивает, потому что кому же не известно, что главная сила людей, подобных этой пальме, заключается в цельности их чувств, в могущественности их мнений и желаний, в их, наконец, Вере. Достигнув своего идеала, они не спросят: «только-то?», и не погибнут с отчаяния, а лягут в могилу, успокоенные и умиротворенные» .
Акцентированная анонимным рецензентом «умиротворенность» отчетливо ощущается в финале поэмы «Мцыри».
И стану думать я, что друг Иль брат, склонившись надо мной, Отер внимательной рукой С лица кончины хладный пот, И что вполголоса поет Он мне про милую страну… И с этой мыслью я засну, И никого не прокляну!
При схожей трагичности финал «Мцыри» выглядит более оптимистичным, а финал «Attalea princeps» — почти безысходным.
В одном из стихотворений в прозе В. М. Гаршин, обладающий, по мнению А. П. Чехова, «тонким, великолепным чутьем к боли вообще», писал:
«Юноша спросил у святого мудреца Джиафара:
— Учитель, что такое жизнь?
Хаджи молча отвернул грязный рукав своего рубища и показал ему отвратительную язву, разъедавшую его руку.
А в это время гремели соловьи и вся Севилья была наполнена благоуханием роз» .
Боль, порожденная гнетущим несовершенством и вопиющей несправедливостью окружающего мироустройства, с ранних лет терзала «алчущую и жаждущую правды» душу Гаршина с не меньшей, чем душу Лермонтова, силой. «И я спешу в больных и буйных звуках // Всю желчь души истерзанной излить» — эти слова могли быть сказаны и им.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)