Роман эпохи ПРОСВЕЩЕНИЯ

Глава из нового учебника

Большое повествовательное произведение в прозе с вымышленным сюжетом появилось задолго до эпохи Просвещения. Однако именно просветительский Роман утвердил себя в качестве основного жанра, самим фактом своего существования перевернув всю систему жанров, закрепленную поэтикой. Трактаты по поэтическому искусству учили, что проза в целом стоит гораздо ниже поэзии, а новые формы — от эссе до романа — и вовсе не предусмотрены.

Роман у на практике предстояло доказать свое литературное достоинство.

Его

создателями принято считать французских и английских писателей: Лесажа, Прево, Дефо, Свифта, Ричардсона, Филдинга… Мы считаем, что они писали романы. Они же этим словом не пользовались и называли свои произведения «приключениями», «дневником», «жизнью», а чаще всего — «историей».

Слова «роман» избегали вполне сознательно, поскольку французское «roman», как и английское «romance», подразумевало со времен средневековья рыцарское повествование, а затем, в XVII веке, — прециозную любовную историю. В 1752 году известный государственный деятель и мемуарист лорд Честерфилд писал своему сыну,

имея в виду такого рода произведения и их героев: «…я не перестаю поражаться, что на свете есть еще такие праздные люди, которые могут писать или читать эти бесконечные перепевы одного и того же. В прошлом столетии это, однако, было привычным занятием для тысяч людей, и до сих пор еще этим втайне занимаются юные девушки и чувствительные дамы, которые, впрочем, не любят в этом признаваться. Томящаяся от любви девица находит в капитане, в которого она влюблена, храбрость и все совершенства нежного и доблестного Орондата, и не одна чувствительная леди говорит на языке томной Клелии с героем, от которого она вместе с тою же Клелией ожидает вечной любви или жалуется на то, что любовь не длится вечно…» .

Подобные «романы» постоянно становились предметом пародии. Пасторальную историю рассказывали, подставляя на место условных пастушков образы подлинных простолюдинов, а прециозные отношения переносили в буржуазную гостиную точно так, как это сделал Мольер в «Смешных жеманницах» и «Мещанине во дворянстве». Пародия на прециозный роман родилась во Франции едва ли не одновременно со своим объектом. В 1620-х гг.

Шарль Сорель создает несколько комических повествований, одно из них называется «Антироман, или Сумасшедший пастух» — о пастухе, начитавшемся пасторально-галантной прозы. В 1651 году Поль Скаррон пишет «Комический роман», а спустя пятнадцать лет смеховой мотив в названии подчеркивает Антуан Фюретьер — «Буржуазный роман, или Комическое сочинение» . Однако Фюретьер уже выходит за пределы пародии и комического. Роман вступает в серьезный диалог с жизнью, с которой он не сразу находит общий язык.

Вначале трудно решить, кто глупее и комичнее — Никодем, мещанин по рождению, который «по утрам бывал адвокатом, а вечером кавалером», или не владеющая учтивым языком хорошенькая Жавотта. В церкви, где Жавотта собирает пожертвования от прихожан, Никодем нашел случай заговорить с ней:

«- Мадемуазель, при ваших достоинствах и красоте вы, вероятно, очень много собрали?

— Увы, — простодушно ответила Жавотта, — извините меня, сударь, но я только что пересчитала мой сбор с отцом казначеем; вышло всего лишь 64 ливра 5 су, а мадемуазель Анриетта собрала в прошлый раз 90 ливров…

— Когда я упомянул о вашем успехе, — возразил Никодем, — я имел в виду не только милостыню, которую вы собрали для бедных или нужд церкви; я разумею также пользу, которую вы извлекли для самой себя.

— Что вы, сударь, уверяю вас, что для себя я ничего не оставила, — воскликнула Жавотта. — Я отдала все до единого денье. Неужели вы полагаете, что я могу поживиться за счет церкви?..

— Я говорю не о золоте и серебре, — возразил Никодем, — я хочу сказать, что не было в храме ни одного человека, который, опуская в вашу чашку монету, не отдал бы вам в то же время и сердца.

— Не знаю, что вы такое говорите насчет сердец, — ответила Жавотта. — Я ни одного не нашла в кружке».

За этим следует авторская ремарка: «Но как прикажете красиво сыграть в мяч с партнершей, которая загоняет все мячи под веревку». Когда Жавотте встретится партнер более искушенный в этой игре и пришедшийся ей по сердцу, она попросит для прочтения модный роман «Астрея». Ей не составит труда овладеть языком прециозной страсти и принять ее правила игры вплоть до бегства из дома.

Таким образом, роман способствует воспитанию чувств и оказывается способным вторгаться в жизнь, создавая весьма драматические ситуации.

Если прециозный роман не терпел жизненной прозы и строил свой вымышленный мир, то новый роман заинтересован повседневностью и претендует на подлинность. «…Я расскажу вам без затей и не погрешая против истины…» — обещает Фюретьер. С этим намерением, отчасти осуществленным, он вполне мог бы занять место одного из родоначальников современного романа. Тем более что Фюретьер, бросив вызов Академии и вызвав ее возмущение, составил словарь современного французского языка, как и подобает романисту, гораздо более широко открывший доступ современной речи, чем это предполагали сделать академики.

Однако Фюретьер числится скорее в ряду предтеч просветительского романа. В том не его вина. Просто во Франции его открытия не были непосредственно продолжены. Создания новой формы не последовало, интерес к современности реализовался по уже существующему образцу испанского плутовского романа, широко переведенного на французский язык и давшего блестящее продолжение в творчестве А. Р. Лесажа, автора «Хромого беса» и «Истории Жиль Блаза из Сантильяны» .

Пголутовской роман умел во всем разнообразии представить жизнеописание героя. Этим он предваряет просветительский роман, но уступает ему в разработке характеров, в способности увидеть мир в свете новой философии. Просветительский роман разовьет богатую повествовательную технику, основанную на гораздо более сложных отношениях между автором и героем.

Это произойдет в Англии.

Преимущество английского романа состояло в том, что почва для него была подготовлена и в философии Локка, и в малых жанрах документальной прозы — эссе и памфлетах. В них вырабатывается интерес к современности, вкус к подлинному факту. Документальность решительно меняет повествовательный стиль, небывало приближая его к речевому слову, что способствует изображению характеров в их индивидуальном своеобразии.

Накануне рождения нового романа эссеист Ричард Стил с презрением говорит о «romances» и «novels», которые дурят людям головы . Первое из этих слов относится к старым любовным историям, второе — к разного рода сенсационным повествованиям — таким, как биографии знаменитых преступников, в спешке писавшиеся поденными журналистами. Для того чтобы слово novel стало обозначать роман , должна была возникнуть повествовательная форма, которая будет одновременно и любовной историей, и захватывающим рассказом о современности и не уступит эссе в свободе владения словом, в разнообразии авторской мысли.

Когда это произойдет? Создание просветительского романа растянется на четверть века. Первыми по времени произведениями английской просветительской прозы, которые мы называем романом, были книги Дэниела Дефо и Джонатана Свифта.

Свифт никогда не называл Дефо писателем, но лишь — писакой. Когда же тот выпустил «Приключения Робинзона Крузо», Свифт ответил собственным романом-памфлетом «Путешествия Гулливера» , который может быть прочитан как пародия на Робинзона с его претензией на безусловную достоверность и документальность, с его верой в то, что разумная деятельность будет способствовать нравственному совершенствованию человека. Свифт куда более скептически оценивает нравственность и разумность современного человека, а заодно и значение новой повествовательной манеры.

Одно общее обстоятельство бросается в глаза в творческой биографии Свифта и Дефо: оба написали свои первые романы, когда им было под шестьдесят. За плечами — бурная жизнь и многие десятки произведений, созданных в жанрах документальной публицистики. Естественно, что этот предшествующий опыт они не могли не передать роману. В том, что Дефо, начиная с «Робинзона», на протяжении десяти лет, до самой смерти писал романы, никто не сомневается. Со Свифтом дело обстоит сложнее.

Так, автор фундаментального исследования о романе эпохи Просвещения А. Елистратова считает «Путешествия Гулливера» памфлетом. Аргументация такова: здесь нет еще личности, ибо Гулливер — условная, марионеточная фигура. Раз нет личности, то это еще не роман воспитания, каковым он будет у просветителей. Иногда на это возражают, что Свифт действительно создал необычный для просветителя роман, в котором главная тема не нравственная, а политическая, — роман о государстве .

Можно возразить и на это: нравственные размышления у Свифта все время присутствуют, хотя бы в связи с йэху, и для Гулливера опыт увиденного не проходит бесследно — герой меняется. Однако в этом споре важнее ответа сам факт сомнения, показывающий, что романная форма в этот момент лишь формируется на пути от документальной прозы: то ли уже роман, то ли еще памфлет.

Победа нового жанра была в этот момент отнюдь не безусловной. В Англии, обогнавшей остальные страны в деле создания как просветительской философии, так и литературы, ситуация на протяжении первой трети века складывалась следующим образом. В первые полтора десятилетия преобладают публицистические жанры: памфлет и эссе. На протяжении 1720-х годов создаются романы Дефо и Свифта, знаменующие рождение романа.

1730-е годы — пауза в его развитии, когда делаются попытки создания обновленного, но в старой традиции — стихотворного, а не прозаического эпоса: описательная поэма — «Времена года» Томсона и дидактическая — «Опыт о человеке» Александра Поупа.

Поуп, почувствовав, что современный человек не может совладать с героической ролью, не впадая в неестественную высокопарность, отказался от мечты создать высокий эпос в духе Гомера. Вместо этого в дидактической поэме он показал человека как нравственную личность. Поуп, великий поэт, проявил чуткость к требованиям времени и попытался ответить на них.

Он пошел в верном направлении, но по старому пути, который завершался тупиком. Возможности классической поэтики в этот момент были использованы до предела . Она предлагала все видеть обобщенным, говорить о человеке вообще, а между тем действительность замелькала небывалым ранее разнообразием лиц. Их нужно было запечатлеть, оценить.

Это выходило за пределы возможностей старых жанров. Реальное обновление совершалось не в поэзии, а в прозе.

Современный роман начался с плутовского сюжета у Лесажа, с приключений и путешествий у Дефо и Свифта. Во всех этих случаях новизна авантюрного сюжета была подсказана современностью обстоятельств, в которых он разворачивался. Лишь в первый момент роман был настолько поглощен тем, что обживал это новое для себя пространство, что как будто забыл о присущей ему с рыцарских времен любовной интриге. Едва обжившись, он уже не смог без нее обойтись. В 1731 году аббат Прево публикует «Историю кавалера де Грие и Манон Леско», в 1740-м Сэмюел Ричардсон — свой первый роман «Памела, или Вознагражденная добродетель».

С пародии на Ричардсона начнет Генри Филдинг , тот, кому предстоит развернуть форму просветительского романа во всем блеске и полноте.

Ричардсон подхватывает романный прием своих предшественников: он также предлагает повествование в форме документальной прозы, но не дневника или мемуаров, а в форме письма. Эпистолярный роман позволяет расширить сферу проникновения во внутренний мир личности. Дефо и Свифт были сосредоточены на том, что делают и видят их герои.

Ричардсон показывает, как они чувствуют. Это сделало его самым популярным романистом в своем веке, предшественником чувствительности и сентиментализма. К началу XIX века Ричардсон устарел, показался растянутым и скучным: в пушкинскую эпоху об одном из его героев — сэре Грандисоне — вздыхают как об увлечении своей молодости сверстницы матери Татьяны Лариной.

В ХХ веке о Ричардсоне вновь вспомнили, назвав родоначальником психологической прозы.

Героиня его первой любовной истории не принцесса или графиня, а простая девушка Памела Эндрус, находящаяся в услужении в доме молодого сквайра, обозначенного в романе лишь инициалом Б. Девушка приглянулась хозяину. Он пытается ее соблазнить. Она пытается сохранить добродетель, ищет помощи, о чем и пишет письма. Сквайр не гнушается никакими средствами, но Памела упорствует.

Это продолжается на протяжении трех томов. В конце концов, как явствует из названия, добродетель восторжествовала и должна быть вознаграждена. Сквайр женится на Памеле.

Роман сразу же завоевал читателя. Вот почему Филдинг решил ответить — своим романом «История Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса» с подзаголовком «Написано в подражание манере Сервантеса, автора Дон Кихота». Упоминание Сервантеса — указание на реального учителя-предшественника.

Если для Свифта был ближе сатирический, громоподобный Рабле, то Филдинг в традиции ренессансного романа выбирает Сервантеса и смотрит на мир глазами донкихотствующих героев, добрых, наивных, чудаковатых и при этом непоколебимых в своих убеждениях. Впрочем, рядом с героем присутствует фигура автора, сочувствующего ему, но не всегда прячущего ироническую усмешку.

Героем своего романа Филдинг сделал брата Памелы — Джозефа Эндруса. Как и полагается в пародии, ситуация повторяется: Джозеф находится в услужении в богатом доме и страдает от домогательств хозяйки, которая, обиженная непонятливостью Джозефа, изгоняет его из поместья. В сюжет входит столь важный для просветительского романа мотив странствия по большой дороге, где встречаются самые разные люди, откуда видна жизнь не с парадной, а с обыденной стороны.

Джозефа не оставляет в беде его друг — сельский пастор Адамс, своеобразный английский Дон Кихот.

По заданной Ричардсоном схеме хозяйка Джозефа делает ему предложение, от которого он отказывается, ибо любит служанку. Не возымели действия и уговоры прибывшей со своим мужем Памелы . Филдинг не против чувствительности. Он против того, чтобы она отождествлялась с добродетелью, определяемой в соответствии с правилами общественной морали, и вознаграждалась продвижением по социальной лестнице.

Филдинг иначе мыслит нравственную личность. Ее главная добродетель — природная склонность к добру , имеющая право на ошибку. Развить эту склонность — задача разумного воспитания.

Естественной человечностью обладает уже Джозеф Эндрус, но в полной мере романный герой проявит себя в «Истории Тома Джонса, найденыша» , где Филдинг дал законченную форму просветительскому роману воспитания. Сюжет напоминает сказку о двух братьях. Один из них кажется добрым, хорошим человеком, второй — Том Джонс — является таковым.

Для того чтобы разобраться, кто есть кто, понадобится целый роман в восемнадцати книгах.

Предваряя каждую из них, перед читателем является автор и беседует — о романе, о герое, о воспитании и о человеке вообще. Авторское присутствие — черта романной формы, отличающая ее от старого эпоса. Там автора не было, а было предание.

Здесь автор настойчиво вступает в отношения с героем, с читателем. Игра с авторством началась в просветительском романе с момента его возникновения, когда Дефо и Свифт предлагали якобы подлинную рукопись, написанную героем, вводили личность издателя…

Филдинг прекрасно знает о том, что он бросает вызов старому эпосу, создавая новый. Неоднократно возникают пародийные эпизоды: драки и потасовки описываются едва ли не гомеровским стилем. Присутствие автора — также момент, определяющий характер речевой свободы, присущий роману. Дальнейшее развитие формы, ее внутреннее самопародирование, пойдет именно по этой линии — допущения уже не авторской свободы, а своеволия у Лоренса Стерна в романе «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» .

Рассказчик в этом романе весьма небрежен и забывчив, но если он не поместил посвящение там, где ему должно находиться, — в самом начале, он поместит его там, где о нем вспомнит. Главы могут обрываться на полуслове, чтобы возобновиться через несколько десятков страниц. Если у Филдинга автор появлялся перед каждой книгой, чтобы поболтать с читателем, то Стерн еще далее продолжает этот прием, оставляя пустые страницы, чтобы читатель мог заполнить их по своему разумению.

Филдинг пародировал эпос. Стерн пародирует просветительский роман, что свидетельствует о зрелости этой формы и исчерпанности его философии. Просветители создали роман воспитания, поскольку полагали, что естественная доброта человека должна получить должную обработку — образованностью, разумом. Стерн не разделяет просветительской веры в успех разума. Во всяком случае, разумный воспитатель в его романе — отец главного героя Вальтер Шенди — все время сталкивается с какими-то непредвиденными обстоятельствами, хотя и имеет точный план относительно своего сына Тристрама…

Вот только этого имени он терпеть не может, а оно-то и достается его сыну; вот только более всего он верит, что характер человека зависит от формы его носа, а нос-то сыну и попортила неопытная акушерка… Если уж все вспоминать, то еще при зачатии ребенка очень не вовремя заскрипела дверь и не ко времени били часы. А сколько всего непредвиденного будет нарушать разумное течение событий впоследствии, чтобы в конце концов вместо финала, вознаграждающего добрых, читателю предложили признание, что все рассказанное есть бесконечная история про белого бычка.

Автор иронизирует и как спасительным средством от неразумности жизни наделяет своего героя иронией. В честь него это средство будет названо шендизмом. Наступает новый этап эпохи Просвещения, тот, для которого Стерн подсказал имя названием своей второй книги — «Сентиментальное путешествие».

Подведем итог развитию просветительского романа. Он был подготовлен во Франции пародиями на прециозный роман. Затем Свифт пародировал Дефо, Филдинг — Ричардсона и старый эпос.

Стерн написал жанровую пародию — на просветительский роман в целом…

Можно сказать, что это обычный способ литературного развития — в полемике. Это так. Однако настойчивость, с которой просветители-романисты, создавая новую жанровую традицию, реагировали на то, что сделано их предшественниками, имеет особый смысл. Роман возник вопреки нормативному мышлению, правила которого были закреплены в поэтиках раз и навсегда для каждого жанра. Для романа правил и образцов не существовало.

Он представлял новую, открытую, «становящуюся» форму. Каждый писатель оглядывался не на предписания, а на то, что было сделано до него, спешил вступить в диалог с предшественниками, в процессе которого романная традиция и складывалась, утверждая себя.

Самим способом своего существования, своей свободой роман бросал вызов все еще властному классическому вкусу. История романа — это длящийся спор о романе, хотя, конечно, не только о нем, поскольку роман — это высказывание о современности и о ее проблемах. Просветительский роман воспитания стал инструментом полемики о нравственной природе и смысле деятельности человека.

Филдинг, по собственному выражению, превратил роман в зеркало, которое проносят по большой дороге. Современность во всем разнообразии своих нравов и характеров отразилась в романе — в эпосе частной жизни. В эпосе современности, героем которой выступает обычный средний человек, естественную склонность которого к доброте необходимо укрепить правильным воспитанием.