Фрагмент из эпоса о Всеславе и его взаимосвязь со «Словом о полку Игореве»
Введение фрагмента из эпоса о Всеславе послужило автору «Слова» основанием для того, чтобы провести интересную его слушателям параллель между давней легендарной попыткой Всеслава овладеть Тмутараканью и новой мечтой, приписываемой Игорю и Всеволоду «Буй-Туру», отвоевать для себя это княжество их деда Олега — «поискати града Тьмутороканя», как говорят «бояре» Святославу. Едва ли можно допустить, что Игорь и его соратники, даже при всей их полностью подтвердившейся событиями политической нерасчетливости, могли действительно
Но автор «Слова» поэтизировал генеалогические и символические связи «старого» и «сего времени», а в соответствии с ними — гиперболизировал замыслы своих героев. В его понимании и изображении дело заключалось в том, что оба направленные к завоеванию Тмутаракани замысла — давний (Всеслава) и современный (Игоря)
Присутствие в «Слове» образов двух солнечных богов (Даждь-бога и Хорса), соседствующих в пантеоне Владимира, может объясняться (при генеалогически равном отношении Олега и Всеслава к Владимиру) их символико-генеалогическим приуро-чениям к разным ветвям княжеского рода Рюриковичей: первого бога безусловно — к Ольговичам, второго — предположительно — к Всеславичам.
Один из таких союзов показателен, так как он связан с важным для понимания «Слова» возобновлением родства Всеславичей и Ольговичей. В 1180 г., во время большой внутренней войны древнерусских князей, на стороне Святослава Всеволодовича (будущего героя «Слова») действовал Игорь в союзе с ханами Кончаком и Кобяком (фигурирующими в «Слове» в качестве врагов Святослава и Игоря). Сначала Святослав воевал с Всеволодом Юрьевичем (которого потом «Слово» без всякой надобности призывало вступиться за принадлежавший Святославу Киев), сжег его город Дмитров. Игорь с половцами, а затем Святослав, пошли к полоцкому городу Друцку, где княжил Глеб Рогволодович (правнук Всеслава), попавший под сюзеренитет к Давиду Ростиславичу, князю смоленскому, брату Рюрика (будущему герою «Слова»).
В заключение эпизода автор «Слова» призывает Ярославичей (то есть всех потомков Ярослава Мудрого, в том числе, вероятно, и Ольговичей и Мономаховичей) примириться со Всеславичами: «Ярославе (по конъектуре Д. С. Лихачева «Ярославли») и вси внуце Всеславли! уже понизите стязи свои.». Эта давняя борьба, обозначенная, как мы видели, вероломным заключением Всеслава в «поруб», получила у автора эпическое освещение, так как в действительности после событий 1068 г. такой общей борьбы всех Ярославичей (разделившихся на враждующие роды-династии) со всеми Всеславичами (боровшимися и друг с другом) вовсе не было. Однако в символическом осознании родовой истории у автора «Слова» воображаемое столкновение княжеских домов привело к таким же результатам, какие были уже оценены им в эпическом эпизоде, посвященном деду его героев. Там Олег «мечемъ крамолу коваше в борьбе с Ярославичами, Мономахом и Мономаховичами, тогда «при Гориславличи погы-башетъ жизнь Даждь-божа внука. Здесь Ярославичи и Все-славичи «своими крамолами начнете наводити поганыя (видимо, первые из них — половцы, вторые — литовцы. — А. Р.) на землю Рускую, на жизнь Всеславлю». В обоих случаях говорится о гибели княжеского достояния («жизнь») Олега и Всеслава с их «внуками».
Вместе с существенными данными генеалогического порядка об Ольговичах и Всеславичах в эпическом фрагменте «Слова» о Всеславе присутствует и другой символический компонент, еще более важный в идейном отношении. По убеждению феодального общества Всеслав был кровно связан с языческим волшебством, передававшимся, как считалось, по наследству. Летописец полагал, что он был рожден матерью сверхъестественным образом — «от вълхвования»; поэтому от рождения было «язвено на главе его», и «рекоша бо волсви матери его: «Се язвено навяжи на нь, да носить е до живота своего», еже носить Всеслав и до сего дне на собе; сего ради немилостив есть на кровопролитье».
Солнечный культ был тесно связан с культом волка у ряда народов, в том числе у скандинавов, германцев и славян, и это существенно в двух отношениях — генеалогическом и символическом. Во-первых, действия «волком», как одна из функций волшебника Всеслава, могли относиться к преданиям, исходящим из обеих линий его происхождения. Этот древнерусский князь, с одной стороны, был праправнуком скандинава Рогволода (пришедшего «из заморья») и правнуком гордой Рогнеды, носившей также скандинавское имя. А с другой, — правнуком Владимира (в свою очередь правнука типичного для европейской «эпохи викингов» датского конунга Рюрика), наполовину, однако, утратившего свой «варяжский» династический аристократизм «робичича», сына Святослава и порабощенной княжны Малуши.
Обобщая сделанные наблюдения, можно прийти к выводу, что символико-генеалогические антропоморфные и зооморфные представления о Вселенной и человеке в Древней Руси (до татаро-монгольского завоевания) пережили две основные стадии своего эпического развития, обусловленные в конечном итоге сменой двух крупных периодов, сначала главным образом северо — и юго-западных, а впоследствии в большей мере юго-восточных, международных политических, военных, культурных и кровнородственных феодальных связей. Первоначально преобладал период славяно-скандинавский, в основе — языческий, обогащенный затем византийско-болгарской христианской культурой, а вслед за ним период преимущественно древнерусско (в особенности, русско-половецкий), уже с борьбой восторжествовавшего собственного христианства против язычества, при практическом исчезновении скандинавского и ослаблении византийско-болгарского влияний.
Применительно к феодальному героическому эпосу мирового значения первый период характеризовался творчеством Бояна, второй — автора «Слова о полку Игореве». Глубокая идейно-эстетическая преемственность этих эпических стадий состояла в том, что вслед за «двоеверной» славяно-скандинавской символикой творчества Бояна, на новом этапе международных феодальных отношений возникают однотипные с ней, но противоположно ориентированные «двоеверные» воззрения, ставшие творческим достоянием автора «Слова», на функциональные соотношения символики восточнославянской (Даждь-бог, Хоре, Белес, Троян — при интернациональном происхождении ее объектов), тюркско-половецкой (тотемы: волк, бык, лебедь), и смешанной славяно-половецкой (Стрибог, Див).
На фоне этих закономерностей первое место по значению принадлежит солнечной символике, древнейшей и всемирной, которая открывается в «Слове» всем известной, но, как это ни странно, малоизученной картиной затмения солнца.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)