Певец сам Осип Мандельштам хор миллионы убитых задешево
Истребления Человека Человеком и находит свой апофеоз в строках —
«Аравийское месиво, крошево.» Тема Апокалипсиса, конца Жизни — ЭТО
ЗРЕНИЕ ПРОРОКА СМЕРТЕЙ Тема Неизвестного Солдата. Она впервые появилась в черновом (каком по счету?) варианте «Солдата». Надежда Мандельштам спросила О. МАНДЕЛЬШТАМ: «На что тебе сдался этот
«неизвестный солдат»? Он ответил, что может, он сам — неизвестный солдат.
Личная тема, проявившаяся в последней строфе — «Я рожден в ночь с второго
На третье Января.» — начинается
Своей знаменитой могиле неизвестный положен солдат».
Тема ласточки. Ласточка (как и щегол) — сквозная тема в творчестве
Мандельштама. В черновом варианте «Солдата» она звучала как «смертоносная
Ласточка». Но затем была отвергнута Поэтом и появились такие окончательные
Строки
Научи меня, ласточка хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилой
Без руля и крыла совладать.
Иносказательно, — это тема авиации, воздушной катастрофы, погибающего
Летчика. и похороны летчика, т. е. себя
Не мучнистой бабочкой белой
Я хочу, чтоб мыслящее тело
Превратилось в улицу, в страну:
Позвоночное, обугленное тело,
Сознающее свою длину.
Поэт ассоциирует себя с летчиком — сначала «холод пространства
Бесполого», а потом беспамятство, быстро просмотренная Жизнь и «свист
Разрываемой марли»
Дальше — еще не припомню — и дальше как будто
Пахнет немного смолою, да кажется, тухлой ворванью.
Это уже там, в запредельном мире.
Каждая ремарка, каждый отсыл к другому, сопряженному стихотворению
Показывают сколь сильна, неразрывна, хотя и незаметна на первый взгляд
Связь между ними и «Солдатом». «Солдат» — это некая сердцевина, сердце, от
Которого и к которому по невидимым капиллярам движется кровь, соединяя в
Общую кровеносную систему практически все позднее (последнее) творчество
Осипа Мандельштама
Я скажу это начерно, шепотом,
Потому что еще не пора,
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.
Предтечи. Тема «оптовых смертей.»
Миллионы убитых задешево
Протоптали тропу в пустоте, —
Доброй ночи! всего им хорошего
От лица земляных крепостей!
Неподкупное небо окопное —
Небо крупных оптовых смертей, —
За тобой, от тебя, целокупное,
Я губами несусь в темноте.
В первой строфе — какое cострадание, какая истинная любовь ко всем
Безвестным — «Неизвестным Солдатам» — это в первых двух строчках — и какое
Осуждение ко всеобщему равнодушию и отупению — в третьей и четвертой. Даже
Некая издевка — «от лица земляных крепостей», от которых скоро ничего не
Останется, настолько все мнимо, эфемерно, недолговечно именно в силу
Вселенского людского равнодушия.
Во второй строфе строчка — «Я губами несусь в темноте.» — именно
Губами, которые созданы для нежности, для поцелуя. Поэт пытается дыханием
Своих губ согреть этот вечный равнодушный Холод целокупного — Неба и Земли
С его мертвыми воздушными ямами и развороченными могилами.
А вот как на ту же тему — у Д. Г. Байрона —
Вседневно тысячи ложились, умирая,
Но увенчала все резня при Ватерлоо
. Не мне писать о бойне той,
Коль в страхе — ангелы, коль даже Вельзевула
Его ж деяние схватило тошнотой,
По горло сытого средь адского разгула:
В исконной жажде зла он собственной рукой
Те отточил мечи — но и его шатнуло.»
«Видение суда»
Есть также свидетельство Л. В.Кациса Байроновского влияния на саму
Идею «Стихов о неизвестном солдате», и даже на само построение вещи
Зарыт он без почестей бренных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжелый,
Чтоб встать он из гроба не мог.
И в час его грустной кончины,
В полночь, как свершается год,
К высокому берегу тихо
Воздушный корабль пристает.
Но спят усачи — гренадеры —
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодной России,
Под знойным песком пирамид.
«Воздушный корабль.»
Какая трогательная прелестная картина встает перед нами — «К высокому
Берегу тихо Воздушный корабль пристает.» — сколько спокойной,
Умиротворяющей романтики в этих строчках. И даже Смерть не нарушает общей
Гармонии, органически присутствуя как некий вечный Сон.
Воистину сам XIX век с его относительным равновесием, с его устоями,
С его «воздушными кораблями» и «одинокими парусниками», которые еще только
Ищут бури — сам XIX век спит под этим камнем. Мир еще окончательно не сошел
С ума, и гренадеры, пусть без почестей, но по-человечески похоронены. Их не
Забыли живущие, даже Боги помнят о них и «тихо» навещают.
В стихотворении Мандельштама все ровно наоборот. Хотя тема и дикция
Двух строчек совпадает как будто — «Зарыт он без почестей бренных Врагами в
Сыпучий песок.» и «И в своей знаменитой могиле Неизвестный положен солдат
.» Но Буря уже грянула, «корабль» (отнюдь не воздушный) идет ко дну,
Каждый как может в одиночку спасает свою, теперь ничего не стоящую жизнь.
Знаменитая могила «неизвестного солдата» — просто развороченный ров, не
Засыпанный землей. Это в стихах. А в жизни — даже думать об этом
Страшно, но думать надо! — бесчисленные «братские» могилы, до верху
Заполненные (а точнее, закиданные) мертвыми телами с биркой на ноге — рабы
ГУЛАГа — уничтоженные не на поле брани, а за торжество идеологии, «как
Враги народа», т. е. враги этой безумной идеологии — лежат ни в чем не
Повинные, кроме может того, что их угораздило родиться в XX веке, лежат
Уничтоженные во имя светлого будущего.
Еще раз отметим лишь роковое противостояние этих двух произведений
Яркими образами — «воздушный корабль» — «воздушная могила», с которой не
Совладать.
И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчет,
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечет.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)