Анализ поэзии О. Мандельштама

Скренне, не без мучительных эмоций писал О. Мандельштам. Его лирический герой остро переживает внутреннюю, душевную неуютность. В таком настроении причудливые подозрения вдруг обретают вещный облик, часто пугающий, поскольку болезненные изломы сообщаются даже природе:
— Что если над медной лавкою,
— Мерцающая всегда,
— Мне в сердце длинной булавкою
— Опустится вдруг звезда?
Иногда мрачная мысль выразительно воплощена в деталях безрадостного пейзажа:
— Я вижу месяц бездыханный
— И небо мертвенней холста;

/> — Твой мир, болезненный и странный,
— Я принимаю, пустота.
Мертвенности, странности, опустошенности — всем этим болезненным состояниям души — Мандельштам находил точное соответствие, зорко найденное в объективной реальности. Противоположного поиска нет. Конечно, не потому, что поэт не видел ликующих картин. Просто они не вызывали сопереживания: самоощущение лирического субъекта оказалось болезненным. А если и появлялись малые признаки иного самоопределения, то ассоциировалось оно с ненатуральными, искусственными (не обладающими подлинной силой) красками и венчалось снова спадом:
— Я блуждал
в игрушечной чаще
— И открыл лазоревый грот.
— Неужели я настоящий
— И действительно смерть придет?
Мандельштам тяготел к литературным, музыкальным, театральным реминисценциям. Тоже неслучайно. В искусстве изыскивалась возможность приобщения к ценностям. И здесь многое останавливало на себе авторский взгляд. Но и только. Чужое не впечатляло. Об этом сказано сразу: «Ни о чем не нужно говорить, ничему не следует учить» — «темная звериная душа и печальна так и хороша». Речь не об отрицании культуры, а о разрыве с ней неудовлетворенного, ищущего «я». Лишь обычное течение жизни успокаивает:
В спокойных пригородах снег Сгребают дворники лопатами. Я с мужиками бородатыми Иду, прохожий человек.
Мандельштам владел тонким мастерством создания тревожной, даже катастрофической атмосферы. Из внешне будто обыденных реалий складывается страшный, «перевернутый» мир, когда «на веки чуткие спустился потолок», «мерцают в зеркале подушки, чуть белея. И в круглом омуте кровать отражена». Мучительна, видимо, для поэта способность смотреть на текущую жизнь глазами боли и тоски. Но он мужествен. Может быть, потому, что всегда находит действенное средство для «заклинания» диссонансов. Мандельштам имел право воскликнуть: «Я научился вам, блаженные слова!» Его образ действует магически: «морской воды тяжелый изумруд», «ночью долгой Мы смесь бессолнечную пьем». Слово спасает, охраняет:
— Мне не надо пропуска ночного,
— Часовых я не боюсь
— За блаженное, бессмысленное слово
— Я в ночи январской помолюсь.
А как же жизнестроение? Где открытие акмеистами зримой красоты, предсказанное С. Городецким? Открытия были: преображение мук «нелюбви», «невстречи» в полет птицы-песни у Ахматовой. Поэзия «дальних странствий», мечты сделать «скудную землю» — «звездою, огнем пронизанной насквозь» — у Гумилева. Ощущение «глаза, лишенного век» — для бесконечных поисков земных мощи и красоты — у Волошина. Мандельштам донес свое, печальное — изжитость прежних упований, обманчивость светлых лучей; строительству предпослал разрушение. И сделал это впечатляюще.

1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 votes, average: 5,00 out of 5)