Пространство, звезды и певец
Я читала один фантастический рассказ, в котором главный герой, попав в другую эпоху и на другую планету, признается там
Мастером — величайшим магом и чародеем. Свое колдовство он осуществлял с помощью стихов. Стихов Осипа Мандельштама.
«Колдовство, безумство, волшебство», — так писал о поэзии Мандельштама Леонид Киселев. И правда, стоит лишь прочитать строки:
Золотое руно, где же ты» золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством
И уже невольно погружаешься в изысканный, полный чудес и прозрений мир — мир манделыптамовской поэзии. Кажется, он соткан из звездного света, из легких сентябрьских паутинок, летящих по ветру, из сверкающего снега. И все это — близкое, удивительно простое и такое волшебное и естественное. И хочется иногда воскликнуть вместе с поэтом:
Что, если вздрогнув неправильно,
Мерцающая всегда,
Своей булавкой заржавленной
Достанет меня звезда?
«Он иначе сочетал слова», — напишут о нем потомки. И это действительно так. Мандельштам не похож ни на кого, и вряд ли найдется
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была, —
Нужно особое, манделынтамовское, мироощущение.
Мандельштама очень трудно цитировать, потому что стихи его — это симфонии или полотна, из которых нельзя, не нарушив единства, выбросить что-либо,
Мандельштам обладал редчайшим даром видеть, постигать и принимать мир таким, каков он есть, в его реальности, так, как об этом лучше всех сказано Блоком: «Сотри случайные черты, и ты увидишь — мир прекрасен».
Миры, созданные Осипом Мандельштамом, действительно прекрасны, потому что их гениальные поэтические образы созданы из библейской скорби и мудрости, из величия древней Эллады, из необычайного драматизма всей русской поэзии.
Они удивительно музыкальны и гармоничны. То и дело появляется в стихах Мандельштама какой-нибудь звуковой (и в то же время осязаемый!) поэтический образ: то стон, то мелодия, то всхлип:
Флейты греческой тета и йота —
Словно ей не хватало молвы —
Не изваянная, без отчета,
Зрела, маялась, шла через рвы.
Миры Мандельштама населены удивительными людьми, здесь переплетено все: и жестокая современность, и загадочное средневековье, и вечно юная Древняя Греция. Невозможно определить и «географическую принадлежность» его стихов. Он пишет о «веницейской жизни», за которой угадывается Петербург, и о «Петрополе», который ассоциируется с Афинами.
Пространство и время едины в стихах Мандельштама. Нет ни вчера, ни завтра, есть бесконечное сегодня, но в нем нет безысходности, есть радостная, почти детская вера в бессмертие человека и недоумение:
Неужели я настоящий
И действительно смерть придет?
Но в то же время вся его поэзия (и ранняя, и поздняя) содержит удивительные прозрения, драматические и трагические ноты и пророчества, касающиеся не только собственной жизни, но и судьбы целого поколения:
Помоги, Господь, эту ночь прожить,
Я за жизнь боюсь, за твою рабу.
В Петербурге жить — словно спать в гробу.
Ночь на дворе. Барская лжа:
После меня — хоть потоп.
Что ж