«Моим стихам как драгоценным винам, настанет свой черед»
Взаимоотношения поэта и читателя никогда не были просты и лучезарны, а особенно — в катастрофическом XX веке. У поэтического наследия М. Цветаевой трудная судьба. Долгое время ее стихи были под запретом, замалчивались. Да и сейчас, когда все запреты сняты, понимание ее стихов — проблема не только для рядовых читателей, но и для литературоведов.
Действительно, лирика М. Цветаевой очень сложна. Ее стихи, как «драгоценные вина», доступны далеко не каждому. Ведь она никогда не соотносила себя ни с каким литературным направлением и ни с
За свою единственность человек, как правило, расплачивается одиночеством. Так было и с М. Цветаевой. Одинокой и непонятой чувствует она себя и юношеские годы:
Впрочем, знаю я, что и тогда
Не узнали бы вы — если б знали —
Почему мои речи резки
В вечном дыме моей папиросы, —
Сколько темной и грозной тоски
В голове моей светловолосой.
И, конечно, «одиночества верховный час» настал тогда, когда М. Цветаева уехала из России.
Мне все равно, каких среди
Лиц — ощетиниваться племенным Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —
В себя, в единоличье чувств.
Жизненное одиночество усугублялось одиночеством литературным. «Мой читатель остался в России», — печалилась М. Цветаева в одном из писем. Потеряв родину, почву, читателя, поэт остался наедине со своей трагедией. И в это время усложненность цветаевских стихов становится особенно заметной именно потому, что только так — запутанно, косноязычно, не общедоступно — можно было говорить о самом мучительном и трагическом.
Хотя некоторые сложности в ее стихах вполне объяснимы. Например, в отличие от многих поэтов, главенствующим началом в ее стихах является ритм. «Непобедимые ритмы» (выражение А. Белого) разнообразны и очень сложны. Свой ритм есть не только у фразы, но и у слова. Поэтому единица цветаевской речи — не строчка, а слог. Помогая читателю войти в ее ритмы, почувствовать их пружину, она выделяет не только отдельные слова (поэтому так часто она употребляет тире) и слоги (употребляя дефис), читая стихи М. Цветаевой, надо это иметь в виду.
И еще один очень важный момент. Есть поэты, воспринимающие мир посредством зрения. М. Цветаева же заворожена звуками. Мир открывается ей не в красках, а в звучаниях. О себе она говорила: «Пишу исключительно по слуху» и признавалась в «полном равнодушии к зрительности». Поэтому, читая многие ее стихи, абсолютно ничего невозможно себе представить, потому что они не рисуют какую-либо картину, а создают звуковой образ мира. Например, стихотворение «Поезд»:
Папильоток, пеленок, Щипцов каленых, Волос паленых, Чепцов, клеенок.
Вообще, усложненность многих стихотворений М. Цветаевой была вызвана, как это ни парадоксально, стремлением к точности и краткости. Например, мысль такова: похвалы, расточаемые поэту, — лавровый венок, но поэту от этого венка тяжело, как от каменных глыб. У М. Цветаевой все это вмещено в две предельно краткие и выразительные строки:
Глыбами — лбу Лавры похвал.
Но, несмотря на все сложности, стихи эти воздействуют на читателя своей экспрессивностью, мощной энергией даже тогда, когда мысль поэта не вполне понятна. Связано это, наверное, с бесконечной открытостью поэта, с его обращенностью ко всему миру. Постоянно «вытесненная в себя, в единоличье чувств», несмотря на браваду, дерзкий вызов, М. Цветаева отчаянно искала сочувствия, понимания. Едва ли можно у другого поэта найти столь частое прямое обращение к читателю, к потомкам:
К вам всем — что мне,
Ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
Судьба М. Цветаевой трагична, и стихи ее — не из легких. Читать их между делом, без глубокой внутренней сосредоточенности нельзя. Но в жизни каждого человека настает момент, когда оправдываются строки из раннего пророческого стихотворения поэта:
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.