Воплощение идеи о «всечеловеческом братстве» в романе «Братья Карамазовы»
Для воплощения любой идеи необходим деятель. Достоевский указывает этого деятеля: в образе его предначертан новый тип христианской духовности — иноческого служения в миру. «Русский инок», Алексей Карамазов, не является «описанием существующего идеала», он не столько обобщающее итоговое изображение, а скорее выступает «заданием и проектом» (по выражению Л. А. Зандера) предстоящего восстановления образа Христа в человеке. Роман говорит именно о «возможном значении» А. Карамазова. Реализоваться полностью ему надлежит в
Пройдя через монастырскую аскезу, Алексей Карамазов совершает жертву, заключающуюся в «отдаче своего малого я, — неполного, ограниченного, закованного своекорыстием». Эта жертва есть великое освобождение, необходимое для всякого творчества, «она есть выход из порочного круга эгоизма и солипсизма». Алеша выходит в мир; старец Зосима говорит перед смертью своему ученику: «Мыслю о тебе так — изыдешь из стен сих, а в миру прибудешь как инок. Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то
Достоевский, по мнению Бердяева, верит в искупающую и возрождающую силу страдания. Поэтому жизнь есть «искупление вины через страдание», а свобода связана с искуплением. «Свобода привела человека на путь зла. Зло было испытанием свободы. Зло же должно привести к искуплению», которое «восстанавливает свободу человека». «Христос-Искупитель и есть свобода. Достоевский во всех своих романах проводит человека через этот духовный процесс, через свободу, зло и искупление».
Алексей Карамазов проходит этот «духовный процесс». «Юный человеколюбец» сталкивается с атеистом, «ученым братом». «Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить. Полюбить прежде логики — и тогда, только я и смысл пойму», — говорит он Ивану. Алеша приемлет мир Божий по вере своей, Иван в Бога не верит (или принимает его с убийственной насмешливостью, что одно и то же) и, прежде чем полюбить мир, хочет понять его смысл. Для «евклидова ума» Ивана идея свободы «иррациональная тайна» (словами Бердяева). Бунт «евклидова ума» против Бога связан с отрицанием, непониманием свободы. «Если нет свободы как последней тайны миротворения, то мир этот, с его муками и страданиями, со слезами невинно замученных людей не может быть принят». Не может быть принят и Бог, сотворивший «такой ужасный, безобразный мир». Безбожному разуму противопоставляется любовь. «Pro и contra» входит в самую душу Алеши, становится его искушением и победой над искушением.
Умирает старец; ученик ждал прославления учителя, но вместо этого присутствует при его бесславии — от гроба почившего исходит «тлетворный дух», «соблазн» охватывает и монахов, и богомольцев; «соблазняется и «твердый в вере» «реалист» Алеша. Алексей Карамазов восстает на Провидение, требует от него «справедливости», его «бунт» — отзвук бунта Ивана. Но «не чудес ему нужно было, — объясняет автор, — а лишь «высшей справедливости», которая была, по верованию его нарушена и чем так жестко и внезапно было поражено сердце его. Ну и пусть бы не было чудес вовсе, пусть бы ничего не объявилось чудного и не оправдалось немедленно ожидаемое, — но зачем же объявилось бесславие, зачем попустился позор, зачем это поспешное тление, «предопределившееся естество»?. Где же Провидение и перст его? К чему сокрыло оно свой перст в самую нужную минуту (думал Алеша) и как бы само захотело подчинить себя слепым, немым, безжалостным законам естественным?». В этом, по словам Вяч. Иванова, «недолгом, но страшном люциферическом бунте» заключается познание зла Алешей. В то же самое время, душа «юного человеколюбца» «стремиться к Богу и Его добру, веря в Него незыблемо». Поэтому, Иван Карамазов, «заметивший, что его брат «твердо стоит», завел с ним разговор о своем «бунте» против Бога, пояснив ему, что «я, может быть, себя хотел бы исцелить тобою».
Старец Зосима и Алеша изображены Достоевским как люди, «которые познали зло и пришли к высшему состоянию», — пишет Бердяев. Высшее состояние заключается в соприкосновении, близости с горним. «Еще среди несовершенного настоящего Алеша, «русский инок» уже явно отмечен совершенным будущим». На пороге этого будущего дух инока «возбужден до степени восторга, близкого к молитвенному экстазу исихастов» — такого состояние Алеши в главе «Кана Галилейская». Алексей Карамазов в своем религиозно-мистическом прозрении подходит к ощущению «мира иного», который есть духовно существующее Царство Божие.
В сложном, глубоком, восторженном состоянии духа Алеши выражена мысль Достоевского, проходящая сквозь всю тему иночества в романе — мысль о том, что «через иноческий подвиг деятельной, всецелой и всемирный любви восстанавливается единство космического и земного, вечного и временного, единство Бога и человека», что в конечном счете дает роману оптимистичное звучание.
По замыслу писателя, А. Карамазов — «сердцевина целого» — не только в композиции романа, но и по отношению к русской действительности. Действенная любовь Алеши становится основой братства духовного; она — движение, которое идет от него ко всем. «Юный человеколюбец» видит свое дело в активных отношениях с братьями Иваном и Дмитрием, со связанными с ними женщинами, с детворой. Проповедь Алеши — проповедь делами. Вся его жизнь — служение ближнему. И это роднит Алешу с первыми христианами. Как и они, А. Карамазов стоит на пороге новой эра в истории человечества.
Роман «Братья Карамазовы» — последнее произведение Ф. М. Достоевского. Вероисповедание писателя. Христианство автора «Братьев Карамазовых» — пусть «розовое» христианство, но оно дает силы жить. «Не очевидна ли некая доля истинности в нем?» — пишет Розанов, комментируя свою переписку с К. Леонтьевым.
Пожалуй, Достоевский может быть справедливо назван христианским реформатором. Концепция эсхатологии Достоевского требует деятельности. Человек должен выйти из пассивного состояния, стать «деятелем» — «вера без дел мертва». Братство явится тогда, когда человек почувствует себя братом ближнему своему; и тогда создастся бытие, исполненное благодати. Ибо «рай в каждом из нас затаен. и захочу, завтра же настанет он для меня в самом деле и уже на всю мою жизнь». Христианство Достоевского — «белое, иоанново христианство», чему и является свидетельством последний роман писателя.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)