В образе Раскольникова выражается мысль высокомерия и презрения к этому обществу
«Люди так глупы» ведь так рассуждал и герой Достоевского. Раскольников постоянно огорчается и возмущается глупостью большинства, не понимающего своего положения, не ищущего путей к избавлению от своих тягот, «подло» притерпевшегося к существующему несправедливому порядку. Но Раскольников ближе к Варфоломею Зайцеву, чем к Белинскому. Белинский имел в виду насилие над тысячами, сопротивляющимися счастью миллионов. Белинский размышлял о диктатуре революционного меньшинства якобинского типа, Зайцев предлагал диктатуру кучки заговорщиков.
Раскольников утрирует даже Зайцева, он заменяет группу победивших заговорщиков диктатурой Единственного, обладающего властью Наполеона, насилием и кровью, «посохом железным» подгоняющим стадо овец, людскую несчастную массу к предписанному ей счастью. Только в этом единственном, но зато «благодетельном» и грандиозно-всеобъемлющем «случае» Раскольников оправдывает и преступление, и насилие,
Раскольников за свою недолгую жизнь много и напряженно думал, все искал и искал выхода для человечества и все примеривался к своей роли в нем.
В черновых тетрадях Достоевский обозначил искания своего героя словом «странствования». Странствования — это и скитания по Петербургу, и бесконечные размышления в те длинные бродяжнические часы, в течение которых Раскольников скользил невидящими глазами по домам и прохожим и не слышал немолчно раздававшегося вокруг него городского шума. Ненависть и презрение к людям сменяются у него воспоминаниями об истязаемой лошади, об обидах, которые незаслуженно претерпевают бедные, женщины, дети, о письме матери, о девушке, преследуемой франтом. Нелюбовь к человечеству вдруг формулируется им как «неприятности», как огорчения, на которых нельзя заканчивать бег своих неотвязных дум, «и вдруг идея о старухе, не то чтобы совсем нечаянно, ибо надо признаться, что она была давно, но теперь она в первый раз сложилась в форме полной и отчетливой».
В окончательном тексте романа Раскольников снова подчеркивает, что сложившаяся в его душе полная и отчетливая идея возникает в истории человечества в первый раз, что ни прежде, ни в современности никто не «догадался» о том, о чем он «догадался». «У меня только одна мысль выдумалась в первый раз в жизни, которую никто и никогда еще до меня не выдумывал! Никто!» Никто! Это восклицание, эта особенность самосознания Раскольникова чрезвычайно правдивы психологически и чрезвычайно убедительны художественно.
Но «догадка» Раскольникова не является результатом голой выдумки. Она росла из воздуха эпохи, к ней подбирались разные люди с разных сторон. Еще Байрон сожалел, что Наполеон, великий и несчастный властелин, властелин-обманщик, использовал возложенную на него провиденциальную миссию для порабощения, а ие для освобождения народов («Бронзовый век»). «Если бы гении Наполеона вдохновлен был учением» утопистов,- «возможно, оно преобразовало бы мир»,- говорит Жорж Санд устами одного из своих героев (Эмиля из романа «Грех господина Антуана»).
Жорж Санд была романтиком и идеалисткой, она была проповедницей милосердия, она и не подозревала, к каким взрывчатым и жестоким последствиям может привести осуществление ее парадокса. Ее предполагаемый добрый Наполеон должен был воспользоваться своим гением и своей властью для благих целей, без пролития крови, он должен был прибегать только к ненасильственным средствам. Раскольникова же отделяет от жорж-сандовского мечтателя роковая черта.
В чем заключалась оригинальность идеи Раскольникова, в ее отчетливой полноте, в ее принципиальном качестве, в ее всеобъемлющих размерах? Да в том, что и во всецелом ее террористическом осуществлении и в единичных се уголовных проявлениях она, как это ни парадоксально, пи противоестественно звучит, была продиктована жалостью к людям, любовью к мим, что она родилась из антитезы К ненависти, презрению и отчаянию, как выход из них. Но, отказавшись от наполеоновских злых целей, Раскольников не отказался от наполеоновских злых средств.
На этом заканчивается принципиальная часть центрального в романе разговора по поводу статьи Раскольникова в «Периодической речи». Порфирий переходит уже исключительно к расстановке ловушек, в которые должен попасться Раскольников. Раскольников же, формулируя разрешение пролития крови по совести, перекрывая совестью свое усмотрение, свой произвол, свое решение вопроса о том, жить или не жить тому или иному человеку, проводит, как ему кажется, окончательную грань между собой и историческим Наполеоном, между собой и теоретическим «Единственным» Штирнера.
Провозглашая «вечную войну», Раскольников вовсе не соглашается с Дарвиновым законом борьбы за существование, распространенным на человеческий мир. Наоборот, Дарвинову борьбу за существование среди людей он хочет устранить навсегда. Раскольников хочет мир переустроить, поставить его на новые рельсы.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)