Теория Раскольникова и ее антигуманистический смысл
Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» — одно из самых сложных произведений в истории мировой литературы. Даже исходя из того, как роман воспринимается читателем, чуть ли не единственное произведение такого плана. Лично на меня произведение сначала произвело впечатление полностью понятного: никаких намеков, никаких загадок, никаких таинственных событий. На самом же деле, преступление Раскольникова плотно связано с его теорией, а его теория — преступна.
Уже из первых страниц роману «Преступление и наказание»
Дело в том, что жизненные ситуации, в которые попадает Раскольников, не только не отводят его от идеи убийства, а вроде бы наталкивают на нее.
Но мне кажется, что идея Раскольникова неразрывно связана с жизненными условиями бедного студента. Удушающая атмосфера его жилья перекликается с удушающей атмосферой улиц.
Хотя преступление Раскольникова — это вызов нечеловеческим законам мира, однако оправдать его невозможно. Ведь, совершив убийство, Раскольников зачел себя к разряду сверхлюдей, к которому не принадлежат даже близкие ему люди: сестра, Соня, Разумихин. Он отсек себя от этих людей: «Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить.»
Вспоминая преступление, Родион вспоминает и случайно убитую им Лизавету: «Бедная Лизавета! Зачем она здесь подвернулась!. Странно, однако же, почему я о ней почти и не думаю, точно и не убивал?. Лизавета! Соня! Бедные, кроткие, с глазами кроткими. Милые!. Почему они не плачут? Почему они не стонут?. Они все отдают, глядят кротко и тихо.».
Этот монолог показывают весь ужас сделанного, ведь человеческая натура столкнулась с нечеловеческой теорией. Еще одно доказательство ужасной теории — третий сон Раскольникова, где он опять убивает процентщицу, а она над ним смеется. И здесь герой подсознательно начинает понимать коварство своей теории, которую можно считать не толчком к преступлению, а преступлением.
Сама преступная идея толкнула его на самопроверку собственной значимости: «Я просто убил; для себя убил, для себя одного; а там стал бы ли я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и из всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, все равно должно было быть!»
Значит, пораженный идеей «сверхчеловека», он мог бы убить и друга, и сестру, и мать, и Соню.
Кажется, что Раскольников может реагировать лишь на те впечатления, которые подтверждают правоту его теории. Он воспринимает мир деспотически, выхватывая из окружения лишь те впечатления, которые подтверждают его фанатичную теорию.
Следовательно, теория Раскольникова о возможности стоять над людьми, с презрением относиться к их законам не нашла своего подкрепления в его собственной судьбе. Полностью убить в себе совесть и подняться в гордом одиночестве над «человеческим муравейником» не может даже самый искуснейший вор, не только человек с раздвоенной личностью. Возможно, потому автор и обрек Раскольникова на одиночество. Достоевский всей образной системой романа убедительно доказал, что нельзя оправдать теорию насилия, убийства, какой бы благородной целью ее не аргументировали.