Вся жизнь моя в грехах погребена (по роману «Преступление и наказание»)
Федор Михайлович Достоевский — писатель-философ, который исследовал в своем творчестве характеры людей, доведенных до «безумия» неустроенностью жизни, своими ошибочными теориями или обстоятельствами, в которых они оказались. Благополучные, уравновешенные люди писателя не интересовали. Человек, «стоящий на краю пропасти», доведенный до отчаяния, интересует писателя своей психологией: что способствовало тому, что человек оказался на этой грани, как можно помочь ему, есть ли предел падению человека?
Достоевский — писатель-гуманист,
Так, в романе «Преступление и наказание» писатель исследует психологию убийцы и его муки после свершения преступления. Раскольников убивает, чтобы доказать себе — он «не тварь дрожащая, а право имеет.». Пренебрегая общепринятыми правилами морали, Родион Романович хочет доказать, что есть люди, для которых убийство — не преступление, а достижение каких-то своих
Теория героя, созданная искусственно, терпит крах при первом же столкновении с реальной жизнью. Родион Романович мучается и страдает из-за своего рокового поступка. Он поставил себя вне общества, вне закона и теперь не знает, как вернуться в круг людей, среди которых живет. Раскольников отвергает дружбу Разумихина, любовь матери и сестры; он боится их «испачкать» своим преступлением, и только в Соне Мармеладовой видит товарища по несчастью, способного его понять.
Узнав о преступлении Раскольникова, Соня жалеет его, хочет облегчить его душу. Она предлагает ему покаяться, чтобы очиститься: «Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: «Я убил!» Тогда Бог опять тебе жизни пошлет».
В разговоре с Соней Родион Романович признается, что убил не «старушонку, а себя». Но признаться и просить прощения за содеянное он еще не хочет. Герой мечется, переживает, доходит в своих страданиях до грани безумия, но сознаться нет сил. Только поняв, что следователь Порфирий Петрович все знает, больше того, объясняет Раскольникову его собственные поступки и мотивы, психологическую основу преступления, доведенный муками совести до отчаяния, Раскольников является с повинной, тихо, с расстановками, но внятно выговаривая:
— Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором и ограбил. Но это не было еще покаянием, а лишь минутной слабостью, как думает о себе герой. Он сам строго судит себя, но «ожесточенная совесть его не нашла никакой ужасной вины. он стыдился, что погиб так слепо.»
Первоначально на каторге он чувствует лишь уязвленную гордость, и только терпеливая Соня, ее любовь и забота возрождают Раскольникова к жизни. Это перерождение произошло незаметно даже для него самого. Родион Романович и Соня «хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах. Они оба были худы и бледны, но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого».
Цель — не в борьбе противоположностей, эта борьба — необходимое условие развития идеи о мире Цель — красота, гармония, существующая как идеал и как смысл борений всемирно-исторических и отраженных в сердце, в сознании героев Достоевского » сам Христос проповедовал свое учение только как идеал, сам предрек, что до конца мира будет борьба и развитие ( ), ибо это закон природы «
Две правды — секрет черта У мира же одна правда, борьба за и против неминуема, важно, как человек осознает эту борьбу — становится ли на позицию неразрешимого противоречия двух правд черта или приходит к целомудренной правде мира как целого, в его последней истине, — к чувству, к сознанию его красоты, просвечивающей, как идея, сквозь «горнило сомнений» хаоса и дисгармонии
Итак, красота — последнее слово Достоевского? Но ведь сказано уже, что остановиться на красоте — значит остановиться на правде двух правд, ибо есть красота истины и добра, ибо есть красота лжи и зла.
Можно, конечно, сказать и так’ красота лжи — только личина истинной красоты Допустим, что так. Но что есть истина? Где в мире Достоевского основание, определяющее, что есть что?
«На Западе царство Антихриста. Не в промышленности, а в нравственном перерождении — сила». Призвание России — «сразиться с Антихристом, то есть с духом Запада», который был для Достоевского синонимом буржуазности.
И наконец, Достоевский ре считал народ идеалом, но полагал, что в нем — в отличие от буржуазного человека Запада — жив идеал правды, добра и красоты А если «в народе сохраняется идеал красоты и потребность ее, значит, есть и потребность здоровья, нормы, а следственно, тем самым гарантировано и высшее развитие этого народа»
Идея Достоевского — «красота спасет мир» — есть в конечном счете прямое отражение в идейно-образном мире писателя его непреходящей веры в духовную красоту народа.
Слово народа и есть в мире Достоевского — центральное, определяющее его мир слово Однако, понятно, эту формулу легче провозгласить, нежели доказать.
Народный образ, слово народа потому могли стать центральными, связующими изнутри воедино расколотый, раздвоенный мир, что, по мысли Достоевского, сама «народная жизнь полна сердцевины» — в отличие от бесхребетной, оторванной от народных корней бесовской нежити
Да, безграничность любви Достоевского к народу, безмерность его веры в красоту народного сердца подчас граничили с той умиленностью, присущей многим русским писателям, которая через много лет выльется и в слове Ивана Бунина: «Только один Господь ведает меру неизреченной красоты русской души».
Однако тут не только слепое преклонение перед народом, но и принципиальная позиция Достоевского, выстраданная его личным жизненным опытом, соотнесением с историческим опытом России, как его понял писатель. Тут ясное понимание того, что «весь русский интеллигентный слой в целом своем никуда не годится. единицы. весьма бывают и недурны. Совсем другое в народе — в народе целое почти идеально хорошо (конечно, в нравственном смысле.), хотя, несомненно, довольно есть и зверских единиц, зато, повторяю, целое всего народа и все то, что хранит в себе народ как святыню, как всех связующее, так прекрасно, как ни у кого.»
Отсюда и вывод. «Не многому могут научить народ мудрецы наши. Даже утвердительно скажу, — напротив — сами они еще должны у него поучиться». Именно «в народных началах заключаются залоги того, что Россия может сказать слово живой жизни и в грядущем человечестве».