Индивидуализм в ранней поэзии Брюсова
Индивидуализм в ранней поэзии Брюсова по сути проистекал из стихийного недовольства наступающей властью капитала, ведущей к обезличиванию человека. Брюсов яростно защищал права личности, но эта защита не опиралась на какую-либо продуманную систему, не связывалась с утверждением идеи положительного общественного устройства.
Резкое «выламывание» Брюсова из традиционных литературных рамок, алогизм его художественных образов, неприятие «банальной» поэзии выражалось в явных крайностях, вплоть до парадоксальности однострочечного
Другой важнейшей чертой поэзии Брюсова 90-х годов было то, что ее лирический герой, в противовес герою символистской поэзии, все-таки понял тщетность своих попыток оторваться от реального мира, осознал свою связь со «здешней», земной жизнью. «Никогда не разорвутся
— Земля мне чужда, небеса недоступны,
— Мечты навсегда, навсегда невозможны.
— («Мучительный дар»)
Уже в период творческого становления Брюсова противоречия его художнического миропонимания были острыми. С одной стороны, он не видит современной действительности («Я действительности нашей не вижу, я не знаю нашего века»), с другой — он довольно точно воссоздает гнетущую обстановку капиталистического города и даже слышит «голос близкого к жизни возмездия». С одной стороны, всем, кроме себя самого, он отказывает в способности понимать его стихи, с другой — жаждет, чтоб некий «друг» оценил их по достоинству. С одной стороны, он по-юношески робеет перед своей «недоступно-небесной» возлюбленной, с другой — упивается грубо-прозаической эротикой.
Спасаясь от бездны пошлости в настоящем, Брюсов то уходит в «века былые», то стремится заглянуть в будущее, весьма абстрактно им представляемое. Объектом поэзии Брюсова уже в конце 90-х годов становится героический характер. Поскольку найти такой характер в современной действительности ему не удается,- поэт обращается к истории и мифологии. Однако он не мог оценить настоящее с точки зрения уроков истории, не мог осмыслить современность в ее исторической перспективе. Поэтому в поисках сильной личности в истории он вырывал своих героев из «контекста» времени, поднимал их «над веками», любуясь их блеском и мощью. Реальные исторические личности в каждом его цикле сосуществовали с мифическими героями: ассирийский царь-завоеватель Ассаргадон, «исчерпавший до дна» «земную славу» («Ассаргадон», 1897), и «жрец Изиды Светлокудрой» («Жрец Изиды», 1900); наши отдаленные предки скифы («Скифы», 1900) и Дон-Жуан («Дон-Жуан», 1900); «пьянеющий славой» Наполеон («Наполеон», 1910) и богиня плодородия Деметра («К Деметре», 1904)-вот какой калейдоскоп образов выходит из-под пера Брюсова как результат поисков красивой и сильной личности.
Но обращение к исторической тематике неизбежно приводит Брюсова к размышлениям над общими закономерностями общественного развития. Он стремится постичь смысл смены исторических эпох. Эти размышления вызывают у него прилив оптимистических надежд.
Уже в 1901 году поэт радостно возвещает: «Мой трубный глас, ты мной заслышан!». И наконец, в 1903 году создается стихотворение «Кинжал», в котором Брюсов отказывается от позиции отрешенности от жизни и людей, возвещает свое новое общественное и творческое кредо. «Кинжал» — не так часто встречающийся пример полемики поэта с самим собою, в данном случае со взглядами, высказанными им некогда в послании «Юному поэту»:
— Когда не видел я ни дерзости, ни сил,
— Когда все под ярмом клонили молча выи,
— Я уходил в страну молчанья и могил,
— В века загадочно былые.
— Но чуть заслышал я заветный зов трубы,
— Едва раскинулись огнистые знамена,
— Я — отзыв вам кричу, я — песенник борьбы,
— Я вторю грому с небосклона.
По свидетельству Г. Чулкова, стихотворение было написано еще в 1901 году (сам Брюсов датировал его 1903 г.) и предназначалось для нелегального революционного сборника. Однако сборник издать не удалось, и «Кинжал» был напечатан в 0-й книжке «Нового пути» за 1904 год без указания даты написания, чем Брюсов был очень недоволен. «Обидно, если читатели отнесут его к теперешней «осенней весне»,- писал он редактору журнала П. Перцову. Это говорит о том, что поэт жил предчувствием социальных бурь. Прямую перекличку с некоторыми строками «Кинжала» находим в письме Брюсова к Горькому по поводу расправы правительства со студентами Киевского университета: «Не студенты, отданные в солдаты, а весь строй нашей жизни, всей жизни. Его я ненавижу, ненавижу, презираю! Лучшие мои мечты о днях, когда все это будет сокрушено».
В канун революции 1905 года поэт наконец увидел ту общественную силу, которая в состоянии «все это сокрушить». В 90 году в его поэзии появляется символический образ рабочего («Каменщик»), а затем все чаще начинает фигурировать обобщенный образ пролетариата — сначала как пассивно страдающей массы, а затем и как мятежной силы.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)