С «Онегиным» в семье и в классе
Книга, о которой пойдет речь, написана очень искренними людьми. Я не ошибся, употребив множественное число: под именем «К. Лапин» скрывается небольшой авторский коллектив любителей Пушкина. Это семья Лапиных — кто-то из ее членов книгу придумывал, кто-то собирал и компоновал материалы, кто-то критиковал, исправлял и иллюстрировал написанное. В результате получился своего рода путеводитель по пушкинскому роману, созданный «Коллективом Лапиных» — «К.
Лапиным». Так и будем автора называть.
К. Лапин. КТО? ЧТО? ГДЕ?
КОГДА?
Своей привязанности к Пушкину К. Лапин не скрывает и даже заканчивает свое сочинение признанием в любви к поэту и его роману: «Этот необыкновенный Роман в стихах я выучил наизусть, и теперь уже много лет он постоянно со мной… Для того чтобы сказать «мой Пушкин», необходимо, конечно, набраться отваги и ответственности, однако подобрать другие подходящие слова, чтобы выразить любовь и признательность поэту, — не смог. «Мой» — значит, такой, что жить без него не могу — вот и все».
Любовь позвала в дорогу по страницам любимого романа.
Все это «собранье пестрых глав» имеет своей целью помощь школьникам, которые начинают читать роман. Толкования неизвестных слов и имен позволят, по мысли автора, преодолеть культурный и языковой барьер между современным молодым читателем и Пушкиным и облегчить понимание текста.
Цель похвальна, но у учителя-словесника сразу возникает вопрос: прекрасные комментарии к «Онегину» уже есть, и по крайней мере три из них в школе так или иначе используются — Н. Бродского, В. Набокова, Ю. Лотмана. Зачем нужен еще один комментарий? И в чем новизна труда К. Лапина?
Видимо, все-таки в оригинальной структуре книги . Это самая сильная ее сторона . По сути же перед нами не новый комментарий, а облегченный и адаптированный для школьника текст, сделанный на основе работ предшественников. В этом «облегчении» — и плюсы, и минусы.
Плюс — серьезные комментарии самим школьникам часто не по зубам. Вместо того чтобы прояснять текст «Онегина», они загружают ребенка новой информацией, которую ему в свою очередь надо толковать и переводить. Возникает парадоксальная ситуация: нынешним школьникам не прочитать комментарии того же Лотмана… без комментариев.
Или без их упрощения и адаптации.
Но у подхода К. Лапина есть и серьезный минус. Если уж комментарий затевать, то он должен работать на текст. Если комментарий перестает это делать, то зачем он нужен? Видимо, комментатору нужно хорошо «навестись на резкость», понять, что именно и зачем подлежит комментированию.
Вот этот момент у К. Лапина продуман не так тщательно, как композиция книги. Приведу примеры .
Строка «Долгами жил его отец» получает у К. Лапина такое разъяснение: «Долгами жить — значит жить на средства, полученные при закладе или перезакладе имения в Опекунском совете». Стало ли школьнику понятнее? Или вместо разъясненного «икса» у него появились новые «игреки» и «зеты» — «заклад», «перезаклад», «Опекунский совет»?
Лотман посвящает этим понятиям целый раздел «Очерка дворянского быта онегинской поры»…
Слово «эпиграфы» получает двойное толкование: «1) античные надписи на памятниках, гробницах, плитах и т. д.; 2) фразы, часто цитаты, помещаемые перед сочинением или перед отдельным разделом с целью пояснить его замысел, идею или настроить читателя на определенный лад». Вроде все правильно, но в «Онегине» слово употребляется именно в первом значении — зачем давать второе? Почему не указать, что именно первое стоит иметь в виду при чтении строфы? И главное осталось за рамками комментария: эпиграфы входили в популярные хрестоматии для начального курса латыни. «Разбирают эпиграфы» на самом начальном этапе изучения языка. И поставить в конце письма «vale!» тоже можно, не зная латыни.
А о Ювенале нельзя потолковать — здесь важна не только информация о том, кто такой Ювенал ; гораздо нужнее увидеть сочетание слов, функцию приема, интонацию. Надо разъяснить не только и не столько «Энеиду», сколько «помнил, хоть не без греха, из «Энеиды» два стиха», чтобы понять — не знал Онегин латыни, играл в ученость. Именно так, на разъяснении тонкостей смысла, построен «трудный» комментарий Лотмана.
Именно так не построен облегченный вариант К. Лапина. А жаль.
Жаль и то, что автор не всегда указывает источники, хотя их цитирует. Например, беря без изменений объяснение слова педант из «Словаря языка Пушки- на», К. Лапин на него не ссылается и даже не приводит это авторитетное издание в списке литературы. Как и комментарий своего предшественника Н. Бродского.
Источники — вообще вещь коварная. И выбор их может многое сказать о выбирающем. Откроем подробное содержание книги К. Лапина.
В нем множество имен. И первое — самое главное? — Ф. Ф. Вигель… Почему именно этот человек должен встречать нас у ворот, ведущих к Пушкину? А вот почему: просто в предисловии в отдельные главки вынесены рассказы-благодарности четырем авторам — помощникам К. Лапина. Это Ф. Ф. Вигель, Н. К. Пиксанов, В. С. Непомнящий и Ю. М. Лотман.
Странный набор! И еще более странно, что этих авторов зачем-то запихнули отдельными пунк-тами в содержание, которое читатель начинает изучать раньше текста. Причем рассказу о первом из них отдано в предисловии больше сорока строк, для второго нашлось слов на двадцать одну строку, третьему отведено тринадцать строк, а Лотман удостоился всего пяти. Строго по нисходящей!
А сразу же за строчками о Лотмане сказано, что «основу материалов, представленных в третьей и четвертой части книги, составляют переписка Пушкина, воспоминания современников о Поэте и фундаментальный труд Л. А. Черейского под названием «Пушкин и его окружение»». Рассказывать о Черейском К. Лапин не стал почему-то вовсе… Сложилось впечатление, что по мере написания предисловия он уставал все больше и больше, поэтому и сокращал стремительно биографические справки…
Опытный редактор сразу бы заметил все эти недоработки, которые портят впечатление от искренней и по-своему важной книги К. Лапина. А их устранение при переиздании гораздо большим тиражом существенно повысит доверие к книге. Если такое издание состоится, то вот мое редакторское приношение: на с. 474 стоит исправить имя итальянского писателя на Сильвио Пеллико . Исправил бы я и ряд стилистических недочетов: «Летний сад — основанный в 1704 году Петром I общественный парк в Петербурге на набережной Невы, с аллеями тенистых вязов и дубов и привезенных из Италии статуй греческих богов». Аллеи вязов, дубов и… статуй режут слух.
Мелочи? Конечно. Но в комментариях всякая мелочь важна.
Впрочем, главное все же не в этом. Важно, что Пушкин пробуждает в своих читателях желание стать творцами. И некоторые из них это желание осуществляют, даже зная рискованность такого шага.
Книга вышла — но работа над ней должна быть продолжена. И все мы, ее благодарные читатели, должны поучаствовать в этом важном деле.