Игорь Золотусский: «В России до сих пор нет ни одного музея Гоголя»

— Игорь Петрович, вы наш давний, желанный автор, и очень приятно, что читатели «Литературы» вновь встретятся с Вами. Наша беседа по счастливому стечению литературных обстоятельств проходит в Ясной Поляне, во время Международных писательских встреч, существующих уже много лет. И видно, эти встречи притягивают писателей, вид­но, что Лев Толстой жив — и как личность, и как гений русской, мировой литературы.

Но хочется, чтобы Толстой притягивал и школьников, даже в нынешних условиях тихого уничтожения литературы в школе. Нам надо бы

узнать Ваши взгляды на «школьного» Толстого, тем более что в начале Вашей славной литературной биографии были и годы школьного учительства.

— Толстого надо читать с детства, это понятно. И не только то, что он писал для детей. Когда я, будучи маленьким, болел скарлатиной, Мама читала мне «Войну и мир», я понимал мысли Толстого. Я влюблялся в Наташу Ростову, Андрея Болконского.

Без философских отступ­лений это и ребенок может понять. С «Детством», «Отрочеством», «Юностью», «Казаками» надо знакомить с ранних лет… Не надо бояться касаться на уроках и толстовской «Исповеди», его дневников.

Учиться у него строго смотреть на себя. Как говорил Гоголь, мой ум всегда привык караулить над собой.

У Толстого и совесть и ум тоже брали на себя эти обязанности. Для развития души это очень важно. Великий человек пишет о себе: «Я плох», «Я плох»…

Только тот, кто способен это признать, может стать другим. Если даже в детской душе есть какие-то темные пятна, то выводить их надо только одним путем, говоря себе: ты сам в этом повинен. Не мама, не школа, не режим, не радио с телевидением — а ты.

— Я, преподавая в школе, читал с классом «Фальшивый купон». Там прекрасно, словно специально для молодых, юных людей показано, как из мелочи может родиться преступление. Может быть, даже более доходчиво, чем в «Преступлении и наказании»…

— Да, это очень хорошая вещь, притом что построена она на очень жесткой моральной основе. Также в программу я бы ввел великую, провидческую вещь Толстого — «Хозяин и работник». Толстого в школе надо читать много.

— Следующий мой вопрос о писателе, личность которого по мощи под стать толстовской. Александр Исаевич Солженицын… В связи с его кончиной правительством России даны указания «расширить изучение творческого наследия» писателя в общеобразовательных учреждениях.

Уже выпущены на этот предмет методические рекомендации… И как всегда в методических рекомендациях, все здесь ясно и лучезарно. Однако Солженицын не самый простой писатель и для взрослых… И у реально работающих учителей, а не у чинов­ников-методистов, есть вопросы. Что преподавать?

Как преподавать, чтобы отозвалось в душе?

— Да, Солженицын очень сложная фигура в истории культуры, в нашей истории. Статью о нем к его восьмидесятилетию я назвал «Портрет максималиста». Современные люди знают его как деятеля и не знают как писателя.

Я работал в Финляндии, преподавал русскую литературу студентам. У нас был семинар, и мы читали вслух «Ивана Денисовича». Финские студенты плакали. Когда я рассказал Солженицыну об этом, он вначале не поверил, но потом сказал: «Да, вечное остается вечным». Он, конечно, не себя имел в виду, а художественную литературу.

Она бессмертна.

В школе надо читать «Матренин двор» и «Один день…». Разумеется, «Бодался теленок с дубом». Это исповедь жизни, это история личности, которую власть создала как своего антипода, в конечном счете ее и сокрушившего. «Архипелаг ГУЛАГ» стоит читать и разбирать уже в вузе. Представить школьникам «Архипелаг…» в контексте истории сложно.

Но нацелить на эту книгу надо, может быть, это его главная работа. И она не может выпасть из школьной программы совсем, ибо объясняет историю, но и требует серьезного комментария.

— Часто по теме изображения ГУЛАГа противопоставляют Шаламова и Солженицына. Не уверен, что для полноценного литературного восприятия такие противопоставления что-то могут дать, но это противопоставление существует. Учителям было бы полезно узнать о вашем взгляде.

— Шаламов и Солженицын — великие писатели. Считаю, что как Художник Шаламов крупнее Солженицына. Просто Бог отвел им две разные роли. Шаламов — стоик перед лицом насилия, а Солженицын — мститель.

Помните, как он говорит в «Круге первом»: волкодав прав, а людоед нет. Шаламов не душил волков, Солженицын это делал. Хотя к концу жизни этот стальной человек стал меняться, признал, что совершил немало грехов, чего прежде никогда не делал. Солженицын освободил сознание тысяч и тысяч людей.

И люди, которые сейчас живут с этим свободным сознанием или хотя бы думают, что они с ним живут, обязаны тоже ему. Только они этого не знают, и в том не повинны. Во время моего первого, телефонного разговора с Солженицыным в 1996 году он сказал мне, что, приехав в Россию, был в отчаянии от того, что он увидел. Это сказал человек-скала. И мне показалось, что он считает и себя повинным в случившемся.

Как однажды сказал редактор журнала «Континент» Владимир Максимов: «Метили в коммунизм — а попали в Россию».

— Но все равно с коммунизмом нужно было кончать.

— Да, но, может быть, не нужно было это делать так стремительно, а предпочесть разрушению, как говорил Лесков, «тихую тягу истории».

— Как получилось.

— Конечно, задним умом мы все крепки, но думаю, что математик Солженицын что-то недосчитал. Ему бы следовало вернуться в Россию раньше, когда он мог на что-то повлиять. Но он хотел сначала завершить «Красное Колесо».

— На мой вкус, не самое сильное его произведение. Хотя «Ленин в Цюрихе», эта «сплотка глав» — истинный шедевр.

— Конечно, он вложил в этот эпос много сил, и самая сильная сторона в нем — сторона документа. Для него открылись западные архивы, которые были недоступны историкам и литераторам здесь. Но когда он его завершил, архивы открылись и в России.

Людям стали доступны документы, и Роман Солженицына опоздал. При том, что как романист он явно не силен, он силен как деятель, как мыслитель, политик, если хотите, историософ. Он велик как автор «Ивана Денисовича», автор «Архипелага ГУЛАГ».

Это великое историческое лицо, последний великий человек, которого подарило нам двадцатое столетие. К сочинениям надо присоединять его личность, его поведение, которое тоже влияло на ход истории. Жить не по лжи. Не верь, не бойся, не проси. Вернувшись в Россию, Александр Исаевич пытался объясниться с народом.

Отказался принять орден из рук Ельцина. Выступил в защиту Сербии. Выступил против нынешней украинской трактовки Голодомора, хотя у него мать украинка. Но и при новой власти он попал в новую ссылку. Троице-Лыково — это его новая ссылка.

Что же касается его личности, то это личность масштаба, который сейчас просто отсутствует в мире. Именно в мире, а не только у нас. В этом смысле наша земля просто обмелела. Последний гигант ушел за горизонт.

Конечно, писания его и его жизнь будут еще долго и долго обсуждать.

— Теперь о Николае Васильевиче Гоголе, изучению которого Вы посвятили многие годы. Чем Вы встречаете грядущий юбилей?

— К юбилею на телеканале «Культура» выходит документальный фильм «Оправдание Гоголя», над которым мы работали два года. Я написал сценарий, я — автор-ведущий. Многих удивляет название. Разумеется, Гоголь не нуждается в оправданиях ни перед кем, даже если это Константин Леонтьев или Розанов, считавшие его персонажей «уродами», а его самого, точнее, его смех — разрушителем России.

В фильме мы с ними не спорим. Бог им судья! Сам Гоголь, и это знают учителя, всегда был вынужден оправдываться за свои сочинения: за «Ревизора», за «Мертвые души», за «Выбранные места из переписки с друзьями».

В последнем случае он это сделал в «Авторской исповеди».

В нашем фильме речь идет о другом. Об оправдании его жизни. Оправдании его перед Богом.

Гоголь совершил все, что мог совершить, и его жизнь в конце стала не падением, как писал Белинский, а — возвышением, подъемом, оправдание перед Богом совершилось. И это главная мысль нашего фильма.

— Можно ли определить его жанр как «фильм-биография»?

— Нет. Хотя там есть биографический стержень, но он ломается, меняется. Скорее всего, это биография души.

Мне было особенно трудно делать эту работу, поскольку я много писал о Гоголе, а повторяться не хотелось. И, кажется, этого не пришлось делать.

— Но и новые книги о Гоголе у Вас выйдут?

— Да. Другая большая работа заняла у меня почти весь этот год. Издательство «Московские учебники», которое уже выпустило одну мою книгу — «Смех Гоголя», переизданную в 2008 году с дополнениями в Иркутске в издательстве «Сапронов», теперь выпускает издание «Мертвых душ» в двух книгах.

Первый том, несколько сохранившихся редакций глав второго тома, записки Гоголя, относящиеся к «Мертвым душам», — это первая книга. Во вторую войдет мой комментарий к поэме. Это свободное путешествие по поэме.

Там есть глава «Место и время», где я, понимая, что поэма — вымысел, пытаюсь установить карту путешествий Чичикова. Все передвижения Чичи­кова происходят вокруг Волги: Симбирск, Яро­славль, даже Усть-Сысольск, Царевококшайск тоже примыкают к Волге. Единственное место, где не был Чичиков, — Пе­тербург.

Весьма важно взглянуть на обложку, нарисованную Гоголем для «Мертвых душ». На этой обложке нет ни одной церкви. В первом томе церкви мимоходом упоминаются дважды: когда Коробочка въезжает в город и когда Чичиков, уезжая из города, оглядывается на колокольню. Во втором томе золотые главы церквей все время сопровождают тройку Чичикова, они покрывают пространство Руси. Это не случайно.

Это связано с переменой плана поэмы и переменами в душе самого Гоголя.

Сердцевина комментария в словах Чичикова: «Я человек, ваше сиятельство». Он произносит их в свете оправданий перед лицом генерал-губернатора, который грозит ему каторгой. Читатель, особенно в школе, не имеет представления о втором томе поэмы, и поэтому я начинаю комментарий с конца, со второго тома, чтобы разъяснить, что это была за книга.

Во втором томе разрешается загадка поэмы. Когда Гоголь еще в Петербурге делал первые наброски к «Мертвым душам», он еще не знал, во что это выльется. Он думал, что это будет веселый роман, плутовской роман, «Похождения Чичикова», а пришел к поэме, завершающейся раскаянием героя.

Таково было направление и его собственной жизни. Я близко подвожу друг к другу героя и автора, хотя в нашем литературоведении это не принято.

Но как Чичиков должен был сойти с кривой дороги на прямую дорогу, так и Гоголь искал свой путь. Это сближение героя-плута с автором-гением — парадокс, но это так. По мысли Гоголя, Чичиков должен был прийти к отрицанию своей прежней жизни, а затем к преображению.

В явлении человеческого в Чичикове, в развитии его — идея моего комментария.

— Книга с иллюстрациями?

— Да. «Мертвые души» иллюстрирует прекрасный художник Николай Предеин, живущий в Екатеринбурге.

— И еще будут книги?

— Мы подготовили книгу о Гоголе — «»Выбранные места из переписки с друзьями» в русской критике», она должна выйти в издательстве «Русский путь». «Московские учебники» выпустили диск: Игорь Ильинский читает «Шинель», его чтение сопровождает мой комментарий.

— Как Россия будет отмечать двухсотлетие Гоголя?

— Сложно ответить, хотя я председатель Регионального общественного фонда по сохранению творческого наследия Гоголя и член Юбилейного комитета.

Года два назад мы обратились к Путину с предложением издать указ по поводу юбилея. Правительство выделило на него 150 миллионов рублей. Создан комитет, в состав которого усилиями Михаила Швыдкого вошло много чиновников и были убраны такие деятели культуры, как — только один пример — Ирина Антонова.

Ныне комитет возглавляет министр культуры Авдеев.

Но планы составляют чиновники, в них нет ничего, что увековечивало бы память Гоголя. А есть проведение «Сорочинской ярмарки» в Москве, фестивалей, какого-то костюмированного представления о Хлестакове, шествие по Бульварному кольцу и так далее.

— Каковы Ваши предложения?

— Есть два главных пункта. Первый — музей. Как вы знаете, в России до сих пор нет ни одного музея Гоголя.

Первый музей Гоголя в России должен появиться в единственном месте — в Москве, в том доме на Никитском бульваре, где он жил в последние годы, где он умер. Там находится библиотека, которая не желает переезжать в соседний дом. Хотя это единая усадьба. Москва явно не хочет иметь самостоятельного музея Гоголя.

Она хочет иметь мифический мемориальный культурный центр Гоголя, а Гоголю при нем будут отведены две комнаты. По сути, ему отводится место приживала при библиотеке. Существуют чертежи исторического облика и помещений дома, но грандиозный ремонт, идущий уже пятый год, проводится в нем варварски. Поставлены евроокна, к тому же зарешеченные.

Как сказал член нашего комитета Василий Ливанов, Гоголь оказался в КПЗ. Положили мраморный пол, которого там никогда не было. В комнату, где умер Гоголь, пробили еще один ход, сделав ее смежной с другой.

Люди, в чьих руках оказался этот дом, далеки от Гоголя. Есть даже план построить несколько гостиничных номеров на втором этаже. Пожить в доме, где умер Гоголь, — привлекательно для иностранцев.

И мы до сих пор не уверены, что библиотека выедет, хотя мы начали работу несколько лет назад.

— Что будет с существующими памятниками Гоголю — классическим и советским?

— В этих условиях памятники трогать не надо. При том, что, думаю, старый памятник Андреева на нынешнем месте, у дома, где умер Гоголь, прижился.

Второй пункт — восстановление первоначального облика могилы Гоголя. Вы знаете, что в советское время прах Гоголя был перенесен из Свято-Данилова монастыря на Новодевичье кладбище. Голгофу бросили в каменоломню, бронзовый крест, видимо, просто украли.

Голгофа с могилы Гоголя сейчас на могиле Булгакова, никто ее трогать не собирается. Хотя Шевчук из Москомнаследия уже успел обвинить нас в том, что мы хотим перенести крест с могилы Булгакова на могилу Гоголя.

Это могила была на балансе Союза писателей СССР, который ею не занимался. Было предложение Швыдкого: сохранить на могиле бюст Томского, а к нему поставить крест. Нет.

Все же бюст Томского уберут и передадут в музей Новодевичьего кладбища. А крест будет.

Кроме того, в Свято-Даниловом монастыре обнаружили бывшую могилу Гоголя, то есть место, где он был похоронен. И Патриархия намерена поставить на этом месте памятный знак, может быть, крест. Это очень важные события, в том числе и моей жизни.

— Будут ли новые собрания сочинений Гоголя?

— Мы считаем необходимым издать полное собрание сочинений Гоголя для массового читателя, так как то академическое собрание сочинений в двадцати трех томах, которое издается ­ИМЛИ, по понятным причинам к юбилею завершено быть не может. Кроме того, оно позорно плохо финансируется.

— А на базе какого издания может быть новое массовое собрание сочинений Гоголя?

— Здесь нужно учесть опыт всех серьезных изданий последнего времени. База есть, надо свести все воедино.

Кроме того, надо издать «Летопись жизни и творчества Гоголя», сборник «Гоголь в воспоминаниях современников». Мы также предложили создать Гоголевские стипендии для студентов гуманитарных вузов.

Но времени почти не осталось, и есть опасность, что юбилей Гоголя может быть провален.