Эпос, лирика, драма

Литературные произведения принято разделять на три основных рода : эпос, лирику и драму. Это разделение восходит еще к временам Древней Греции и впервые было намечено философом Аристотелем в его трактате «Об искусстве поэзии» .

Некоторое представление о трех главных видах литературы есть у каждого из вас, но те, кто никогда не задумывался о смысле этого разделения, часто имеют о нем упрощенное, не совсем правильное понятие. Многим кажется, что лирика — это обязательно стихи, с ритмом и рифмой, драма — то, что играют на сцене, а эпос

— это любой художественный прозаический текст. Однако чуть более искушенный читатель знает, что и драмы бывают в стихах, а древние поэмы — например, «Илиаду» и «Одиссею», называют «эпическими». Зато и в прозе бывают иногда небольшие рассказы, в которых почти нет событий, а главную роль играет настроение.

Цикл своих рассказов, написанных в таком роде, русский писатель И. С. Тургенев назвал «Стихотворения в прозе».

Задача Эпоса — описывать события. В эпическом произведении авторский взгляд — это взгляд со стороны. Очень долго эпос не умел и не брался описывать события внутренней жизни

человека, но даже когда такие описания появляются, автор, для того чтобы рассказать о своих переживаниях, должен сделать как бы шаг в сторону и взглянуть на свое внутреннее состояние чужими, отстраненными глазами.

Эпос — это соразмышление повествователя и его слушателей о смысле происшедших событий. Размышление требует спокойного, трезвого взгляда на вещи. Часто говорят: «Рассказано с эпическим спокойствием». В самом деле, Гомер, к примеру, с одинаковой обстоятельностью, «не опуская глаз», рассказывает и о том, как циклоп доит свое стадо, и о том, как он убивает и ест спутников Одиссея.

Вернее, рассказывает об этом в поэме сам Одиссей, но и он не привносит в рассказ своих чувств: страха, жалости, отчаянья. Его отделяет от этих событий пройденный путь и прожитые годы — эпическая дистанция, которая придает взгляду отстранение.

Зато при таком беспристрастном, объективном рассказе становится понятнее связь причин и следствий, из которых состоят события человеческой жизни. За хаосом повседневных случайностей открываются законы, которым подчинено движение жизни.

Лирика, напротив, более всего занята изображением чувств человека, его внутреннего состояния. Даже если лирическое произведение описывает какие-то предметы и события, описание всегда окрашено личным, субъективным отношением. Это отношение и есть главный предмет изображения. Когда мы читаем в стихах Пушкина:

Вся комната янтарным блеском Озарена. Веселым треском Трещит затопленная печь, —

Нас интересует не столько описание комнаты и печки , сколько впечатление уюта, радости, тепла и света, которое встает из этих строк.

Лирика — это сопереживание читателя автору стихотворения. Лирика требует не отстранения, а наоборот, погружения читателя в чувства и настроения — и авторские, и в свои собственные, потому что, если мы не угадаем за авторскими словами что-то уже знакомое нам по внутреннему опыту, стихи останутся для нас как бы письмом на непонятном языке. Когда мы не понимаем стихи, мы просто не замечаем, не слышим в них того главного, о чем идет речь.

Лирика требует от читателя умения входить в эмоциональный мир другого человека. Оказывается, нам гораздо легче это сделать, если лирический текст соединен с музыкой. Слово «лирика» по-гречески означает «произносимый под звуки лиры» — струнного музыкального инструмента, который, как считали древние греки, когда-то изобрел бог Гермес и передал Аполлону — покровителю искусств.

Само название лирики показывает, что она глубинной своей сутью родственна музыке — искусству, которое умеет выражать человеческие чувства, не называя их.

Это родство объясняет нам, почему лирике свойственны ритм и мера. Ритм, напевность, музыкальность помогают лирическим произведениям выразить то, что не всегда вмещают слова. Или можно сказать по-другому: музыка стиха заставляет слова выражать больше, чем они могут выразить в обычной речи.

Ритм стиха сам вводит нас в нужное настроение. Сравните, например, два описания лунной зимней ночи в пушкинских стихах:

Сквозь волнистые туманы Пробирается луна… — спокойное, светлое, печальное; Мчатся тучи, вьются тучи, Невидимкою луна Освещает снег летучий… — напряженное, тревожное, как сильные удары сердца.

Чтение стихов, как и пение песен — если говорить не о подделках, а о настоящем искусстве, — это одновременно и наслаждение, и труд души.

Из-за того, что форма стихов достаточно сложна, а восприятие их требует определенной культуры, может сложиться впечатление, что стихи — какое-то позднее и искусственное изобретение в литературе. Это не так. Стихи древнее и в некотором смысле естественнее прозы. Ритм удивительным образом присущ человеческой речи.

Русский поэт Н. С. Гумилев сказал однажды, что об этом «знает всякий, кто, внимательно оттачивая кусок прозы, употреблял усилия, чтобы сдержать рождающийся ритм». Потому и древние эпические сказания сложены в стихах, подобно лирическим песням. И те, и другие, по мнению ученых, возникли из древней хоровой поэзии.

Драма по-гречески значит «действие». В ней не рассказывается о совершившихся событиях, а показываются события, как бы происходящие на наших глазах. Знаменитое определение, которое дал драме Аристотель, начинается словами: «Драма есть подражание действию…»

Автор драмы не имеет возможности говорить «от себя»: все, что он хочет сказать, должно быть понятно зрителю из событий, происходящих на сцене, и разговоров действующих лиц. При этом зритель вникает в события чужой жизни и начинает переживать их так, будто они близко касаются его самого. В театре часто случается, что зрители забывают, что перед ними пьеса, написанная драматургом.

Бывает, что они волнуются, кричат, пытаются изменить ход действия: кого-то предупредить, кому-то помешать…

Если эпос — это соразмышление, а лирика — сопереживание, то драма делает зрителя буквально «соучастником» событий.

Долгое время драма не мыслилась и не существовала вне театра, и этим объясняются многие ее особенности. Действие в драме ограничено строгими рамками. Оно должно иметь логическое начало , развитие действия и конец . Ожидание развязки держит зрителя в напряжении, которое в какие-то моменты действия нарастает, становится захватывающе острым.

Такие моменты называются кульминациями — точками наивысшего напряжения действия.

Интерес зрителя к действию совсем не обязательно держится на желании узнать, «чем дело кончилось». Более того, в Древней Греции, где родилась европейская драма, в основу драматических сюжетов обычно клались Мифы, которые всем были хорошо известны. Напряженное внимание держалось на другом.

В основе драматического действия лежит конфликт — столкновение жизненных позиций героев. Драма — это всегда диалог, спор двух сторон, двух «правд», и зрители ждут решения : что же в самом деле в той или иной ситуации является «правдой», кто прав, кто победит в споре. Древние сюжеты осмыслялись заново, в них высвечивались острые конфликты, так или иначе задевающие каждого зрителя, и главное было — найти правильное решение, а не узнать конец какой-то давней истории.

К примеру, в трагедии Эсхила — первого из великих трагических поэтов Древней Греции , которая называется «Умоляющие», спорят две стороны: девы-Данаиды, дочери царя Даная, бегущие от огромной преследующей их армии, и маленький греческий город Аргос, у которого Данаиды просят защиты.

Город оказался перед трудным выбором: с одной стороны, он совсем не обязан защищать Данаид, тем более что войско преследователей велико и могуче и город вряд ли сможет дать ему отпор. С другой стороны, выдав Данаид преследователям, город отречется от своих принципов: от закона, права, уважения к свободе — и молча согласится с тем, что грубая сила может творить на свете любой произвол.

На сцене не происходит почти никаких событий, только разговоры: Данаиды умоляют, вестник вражеского войска угрожает, представители города решают, как им быть. И постепенно всем становится понятно, что свободный человек, подчинившись грубой силе, перестанет быть свободным. Защищая Данаид, Аргос будет защищать не стены, не богатство, а суть своего города — его свободу и независимость.

И перед Данаидами открывают ворота. Трагедия завершается словами вестника о том, что вражеская армия подошла к стенам города.

Зрители не увидят, чем кончится битва. Для самой драмы это не важно: решение найдено, конфликт разрешен, развязка совершилась. Хоть, впрочем, все, для кого Эсхил написал и поставил свою трагедию, прекрасно знали, что город погибнет в сраженьи. На этом выборе правды ценой жизни основан удивительный эффект любой трагедии, который Аристотель назвал «катарсис» — очищение через страдание, или очищение самого страдания; светлый подъем духа, который ощущают все участники и свидетели трагической, но праведной развязки.

Существует рассказ о том, как в час опасности афиняне поставили трагедию, чтобы поднять свой дух, после нее пошли в бой и победили.

В былые века драму считали высшим из родов литературы, соединяющей в себе достоинства эпоса и лирики. С эпосом драму роднит интерес к событию, сюжету, с лирикой — эмоциональный накал, полнота погружения зрителя в мир художественного произведения. Но происхождением своим драма существенно отличается от эпоса и лирики.

Она восходит к древним обрядовым действам, которые в самом деле затрагивали всех членов рода, равно и зрителей, и участников.

К эпосу относятся следующие жанры: сказка, басня, былина, древние эпические поэмы, Роман, повесть и рассказ.

В древности и в Средневековье выделялось множество лирических жанров: гимн, послание, ода, элегия, сонет, рондо, песня, романс и т. д. Но в XIX-XX веках лирические произведения чаще всего называются просто «стихотворение», без деления на жанры.

К драме относятся трагедия, комедия и средний жанр — просто серьезная пьеса, не такая глубокая и возвышенная, как трагедия; такие «средние» пьесы, как и весь род, называют драмами.

Есть произведения, в которых сочетаются черты сразу двух родов. В частности, существует довольно большой круг лиро-эпических произведений, в которых лирика сочетается с эпосом . К примеру, «Бородино» М. Ю. Лермонтова — это лиро-эпическое произведение.