Анализ рассказа А. И. Куприна «Изумруд»
Одним из блоков вариативных программ литературного образования — и не только в 8-м классе — являются произведения о животных. Помимо привычных, хорошо методически освоенных стихотворений Есенина или рассказов Тургенева и Сетона-Томпсона рекомендуем обратить ваше внимание на рассказ А. И. Куприна «Изумруд». Небольшой по размеру, яркий, динамичный, он очень удобен для изучения на уроке или в качестве внеклассного чтения с последующим обсуждением.
Советуем присмотреться к нему и тем учителям, кто занят подготовкой школьников к
Внимание ко всем проявлениям живого, зоркость наблюдений отличают рассказ Александра Ивановича Куприна «Изумруд» . Куприн с большой задушевностью и отличным знанием жизни писал о животных, он даже замышлял создание целой книги о них, но не успел осуществить задуманное.
«Университеты» жизни, подобные горьковским, позволили Куприну из многообразия встреч, эпизодов, событий выбрать то, что он знал не понаслышке. В основу произведения
Проблема перерастает первоначальный схематизм: противопоставление жестоких людей и беззащитных животных. И выражение «где кончается человек и начинается животное» требует корректировки, потому что на поверку животное оказывается неизмеримо выше.
Изумруд погибает вследствие коварства, корыстолюбия, алчности людей, но насколько он чище, совершеннее их! Невдомек ему, разгоряченному блистательной победой в бегах, почему вокруг него поднялась суматоха, почему проверяют его клеймо и масть, почему звучат обвинения в мошенничестве, как невдомек и то, почему у овса в чужой, незнакомой конюшне такой странно-непривычный вкус. И подлое убийство ранним утром, «когда все… спали», не осознанное жертвой, отторгает убийцу, «большеголового, заспанного человека с маленькими черными глазками и тоненькими черными усами на жирном лице», от рода человеческого, так безнадежно уступающего животным в порядочности.
Необычность повествования обусловлена выбором главного героя: события увидены глазами жеребца Изумруда, осознаны лошадиным умом, эмоции переданы завистливым веселым ржанием или тревожным всхрапом, нервным переступанием грациозных ног и затаенными мыслями. Умышленная ограниченность восприятия компенсируется интуитивной, подсознательной реакцией животного на поведение человека. Так, симпатичный Изумруду англичанин «никогда не сердится, никогда не ударит хлыстом», «он весь точно какая-то необыкновенная лошадь — мудрая, сильная и бесстрашная».
И улыбается-то он, «скаля по-лошадиному длинные зубы». Не случайна тесная связь, почти сверхъестественное взаимопонимание без слов между человеком и животным в сцене бегов: по разумению Изумруда, между ними много общего . С годами эта общность утрачивается, а иначе как объяснить существование доброго, хорошего, но без «чего-то главного, лошадиного» конюха Назара, труса Васьки, который кричит и дерется, совсем юного, игривого, как жеребенок-сосунок, Андрияшки и еще одного конюха, безымянного, жестокого и нетерпеливого.
Изумруд не склонен отгораживаться от человеческого мира, напротив, он тянется к людям, но не всегда встречает понимание. И читателю становится понятно, почему звучит «грубый человеческий окрик» и «тоненькое, дрожащее, ласковое и игривое ржание».
Сюжет рассказа, изложенный человеком, прозвучал бы ординарно, почти тривиально, но события в восприятии Изумруда, не постигшего человеческую логику , не оставят читателя равнодушным.
Рысак просыпается накануне бегов в полночь и, убаюканный теплом конюшни и ароматом сена, вновь засыпая, возвращается в детство, к матери-кобыле. Счастливые и приятные воспоминания прерываются суетой начавшегося дня. Нетерпение застоявшегося Изумруда сдерживают мудрые руки англичанина. В конечном итоге победа рысака — это торжество американской выездки, превращающей «лошадь в живую безукоризненную машину».
Непонятные для него манипуляции фотографа, запечатлевшего триумф Изумруда, прерваны «черной рассыпающейся массой» людей. И далее происходит что-то совсем уж непонятное для рысака, обозначенное криком: «Поддельная лошадь, фальшивый рысак, обман, мошенничество, деньги назад!»
И виноваты не «большая желтая луна, внушавшая ему темный ужас», а люди — одни, пытавшиеся обмануть других, и другие, мстящие за обман. А между молотом и наковальней — почти совершенной красоты жеребец Изумруд, так и не понявший, что ему подсыпали отраву в овес, чтобы прекратить дальнейшее разбирательство.
Пять глав из шести в рассказе занимает триумф Изумруда, ибо, даже не выступая на бегах, а только готовясь к ним, он торжествует над несовершенством жизни. Кульминация — в конце пятой главы, когда творится неправедный человеческий суд. И стремительная развязка в шестой главе.
Все это сообщает напряженность сюжету, начавшемуся, казалось бы, столь безмятежно.
В поле зрения Изумруда попадает привычная обстановка: конюшня, коновязь, двор ипподрома. Восприятие слагается из запахов , звуков . Пейзаж появляется лишь во сне Изумруда, когда он видит себя на ароматном лугу рядом с матерью. И краски ярче и чище, и запахи отчетливее.
В воспоминаниях его пьянит «восторг молодости, силы и быстрого бега».
В рассказе рядом оказываются жеребцы и кобылы разных мастей, пород, возрастов и характеров, но их роднит природное изящество, грация, на которую невозможно налюбоваться. И сколь контрастны люди . Лошади, даже с ногавками на бабках, полотняными поясами, подмышниками, отороченными мехом, выглядят венцом творения природы.
Повествование почти лишено диалогов: это или вопли восторга на круге ипподрома, или предполагаемый разговор между англичанином и Изумрудом. Реплики, произнесенные вслух, зависают в воздухе, потому что на первый взгляд не касаются главного героя, который часто думает про себя и даже не лишен фантазии .
Чисто купринская манера письма, нарочито бесстрастная, иногда суховато повествовательная, иногда расцвеченная удивительно точными «говорящими» эпитетами , производит тем не менее неотразимое впечатление: как живые встают перед нами красавец рысак и другие герои рассказа. В нескольких фразах описывает Куприн метаморфозу, произошедшую с рыжим жеребцом, соперником Изумруда. Динамика видится и в «дрожащих огнях», и в переливающихся от движения мускулах под кожей.
Психологический драматизм ставит рассказ Куприна в один ряд с произведениями И. С. Тургенева, С. А. Есенина и других писателей, помнивших о наших «меньших братьях», а острота постановки общечеловеческих проблем делает его актуальным во все времена.