Итог исканий М. Горького
В повести «Дело Артамоновых» Горький показал, как медленно, но неотвратимо совершается процесс осознания рабочими своих классовых интересов. Не в каждом городе действовали пропагандисты, подобные Павлу Власову и Находке, организующие демонстрации и стачки. В дни революции 1905 года, вместо того чтобы объединиться против своих хозяев, как в пьесе «Враги», рабочие двух дремовских фабрик дерутся между собой.
Стекла в доме Алексея Артамонова разбивают кожевники с фабрики Житейкина, а его собственные рабочие добровольно охраняют дом
Этот образ продолжает полемику Горького с его великими литературными предшественниками, которые, пройдя мимо «талантливых организаторов промышленности» — выходцев из крестьянства, продолжали «любовно изображать кроткого раба, совестливого Поликушку». Вялов идет от поруганной христианской морали к социальным отношениям людей.
Это убеждение делает излишней его месть Артамоновым за убийство брата. Вялов далек от сведения личных счетов со своими хозяевами, хотя и знает все тайны дома. Тем полнее его злорадное торжество в финале повести: «Дурак, а правду понял раньше всех. Вот оно как повернулось.
Я говорил: всем каторга! И — пришло. Смахнули, как пыль тряпицей.
Как стружку смели». В то же время Вялов далек от революционных рабочих, заявляющих: «все от нас пошло, мы — хозяева», готовых экспроприировать капиталистов. Понимая возможность подобного оборота событий, Вялов не одобряет насильственных мер. Здесь сказывается слабая сторона позиции патриархального крестьянина, на которой до конца остается Тихон Вялов, убежденно утверждая: «Я этих затей не принимаю.
Работай каждый на себя, тогда ничего не будет, никакого зла». Жизненным идеалом Вялова остается союз вольных тружеников и тем самым праведников. Скептик Вялов, видя «везде — хитрости», не уверен, что революция осуществит этот идеал. Поэтому возмездие, выпавшее на долю Артамоновых, не приносит ему душевного успокоения. «Веры, говорю, лишили вы меня; не знаю, как теперь и умереть мне. Загляделся на вас, беси…» — таков итог исканий Тихона Вялова, патриархального крестьянина, живущего между крестьянской реформой и социалистической революцией, народного мудреца, так и не обретшего истины.
Этот молчальник и соглядатай, принципиально стоящий в стороне, занимающий выжидательную позицию, выступает в повести как представитель стихийных грозных сил. В этом смысле он поистине страшен. Надо «кратко написать большой роман», говорил Л. Толстой Горькому, обсуждая с ним замысел «Дела Артамоновых». Это пожелание Горький выполнил в точности: «Дело Артамоновых» совсем небольшая повесть.
Как же вмещается в ней целая эпоха — вся история русского капитализма? Чем достигается эпичность повествования, откуда берется широта исторических просторов, врывающихся в это произведение, имеющее традиционный вид семейной хроники? Эпичность повествования в «Деле Артамоновых» достигается тем, что конфликты, возникающие между выходцами из Дремова, разрешаются не непосредственно между ними, а где-то далеко за пределами города, на просторах истории. Вместо того чтобы сводить исторические ситуации к столкновениям ряда героев, Горький в судьбе каждого из них выявляет соответствующую историческую ситуацию.
В результате рамки небольшой повести рушатся, и она делается равнозначной огромному роману-эпосу, где сразу выступает множество разрозненных судеб, почти не сталкивающихся между собой, но влекомых одним общим историческим потоком. Новаторство Горького в «Деле Артамоновых» заключается не в привнесении каких-либо новых небывалых художественных приемов. Напротив.
Взяв за основу одну из традиционнейших литературных форм — семейную хронику, Горький пользуется испытанными приемами классического реализма, достигая высочайшей выразительности, доводя почти каждую деталь до «одухотворенного и глубоко продуманного символа».