Характеристики Елизаветы и Марии в драме «Мария Стюарт»
Ненависть Елизаветы к Марии усиливается из-за любви Лейстера к заключенной королеве. И хоти любовнику Елизаветы удается доказать свою непричастность к заговору Мортимера, у Елизаветы тем не менее остаются сомнения, которые не могли не повлиять на се решение подписать приказ о казни Марии. Елизаветой руководит не знающая пределов месть женщины, потерпевшей поражение в любви.
Если бы Шиллер со всей объективностью воспроизвел данный исторический конфликт, он должен был бы иначе изобразить Марию. Историзм несомненно понес в его драме некоторый
Кульминационный пункт борьбы двух королев — встреча Елизаветы с Марией написана Шиллером с исключительным драматизмом. Вначале Елизавета держится снисходительно по отношению к своей сопернице, ибо сознает свое превосходство, состоящее в том, что она обладает политической властью. Мария чувствует свою слабость и смиренно просит Елизавету о милосердии. Но когда Елизавета уничижительно говорит о Марии как о женщине,
Бездушное начало буржуазного общества и государства воплощено в образах Елизаветы, Берли, Полета. Они — «реалисты», действующие во имя своих интересов, которые отождествляются ими с интересами государства. Им противостоят «идеалисты» — Мария, Кеннеди, Мортимер. Мортимер особенно выделяется среди персонажей трагедии как типично шиллеровский положительный герой. Им руководит бескорыстная любовь, делающая его способным на высокий акт самоцожертвования. Как и Макс Пик-коломини в «Валленштейне», Мортимер обладает той «свободой духа», которая возникает вследствие отсутствия эгоистических побуждений, ибо даже в любви Мортимер не требует награды и взаимности.
Политически Елизавета победила, морально она побеждена. Мария политически потерпела полное поражение, но морально победительница она.
«Мария Стюарт» — одно из наиболее сценических произведений Шиллера. Искусство Шиллера-драматурга проявилось в этой трагедии с особенным блеском. Глубокое идейное и психологическое содержание вложено Шиллером в такую форму, которая непосредственно апеллирует к чувствам читателя и зрителя. Действие здесь более обозримо, чем, например, в «Валленштейне»; события сконцентрированы так мастерски, с такой экономией, что на небольшом отрезке времени с исчерпывающей полнотой раскрываются хара! теры и жизненные судьбы героев. Богатство и разнообразие сценических эффектов сочетается в драме с динамикой действия, держащего зрителя в постоянном напряжении. Умелое распределение света и тени в обрисовке характеров, изображение героев в развитии делают всю картину драматической борьбы удивительно живой и психологически убедительной. Не будет преувеличением, если мы скажем, что творческие искания Шиллера в области драматургической формы увенчались наибольшим успехом именно в «Марии Стюарт». Композиция драмы отличается большой гармоничностью частей, составляющих ее. Шиллер достиг здесь высот подлинной трагедийности.
В трактовке образов Елизаветы и Марии не могла не сказаться свойственная Шиллеру идеалистическая концепция трагической вины. «Вину», а следовательно, и причину гибели Марии Стюарт Шиллер, вступая в противоречие с логикой исторических событий, отраженных им в драме, ищет не в том, какую политическую позицию она занимала в борьбе общественных сил эпохи, а в ее аморальных поступках (убийство мужа и т. д.). Если Мария в драме Шиллера и была причастна к политическим заговорам, то только вследствие желания освободиться от незаконного и несправедливого заключения и добиться восстановления своих прав на английский престол после смерти Елизаветы. Главное обвинение, предъявленное ей, — участие в заговоре Бабингтона с целью убийства английской королевы — Шиллер категорически отклоняет. Мария не отрицает, что в прошлом она совершила много аморальных поступков. Но за годы пребывания в тюрьме она так много страдала, что это как бы уравняло счет несправедливостей, совершенных ею и совершенных по отношению к ней. Теперь она иначе смотрит на жизнь. Мария побеждает в себе «чувственные» стремления к власти и любви. С первого же действия перед нами кающаяся Мария. Чем слабее становятся шансы Марии на политический успех ее дела, чем меньше у нее остается надежды на освобождение, тем выше и чище становится она морально.
В итоге оказывается, что Елизавета воплощает принцип насилия, а Мария — жертва этого насилия. Борьба за спасение Марии воспринимается как борьба против монархического произвола. Отсюда и возникает та возможность сценической интерпретации образа Марии Стюарт, которую столь блестяще использовала гениальная русская актриса М. Н. Ермолова. В ее трактовке Мария выражала протест против подавления личности бездушной силой государственного аппарата монархии. Такое понимание образа вытекает из концепции Шиллера, который перевел политический конфликт в моральный план, противопоставив «реалистов» и «идеалистов».
Совсем иное происходит в душе Елизаветы. Если вначале она колеблется и не решается казнить Марию, она доходит до того, что хочет тайно убить свою соперницу (сперва с. помощью Полета, затем — Мортимера). Когда это не удается, Елизавета подписывает смертный приговор, лицемерно утверждая при этом, что она не отдавала приказа о казни. В самом конце драмы это лицемерие обнаруживается особенно ярко: после казни Марии она, оставшись одна, ликуя, восклицает: «Теперь я королева!». Публично Елизавета продолжает разыгрывать комедию своей непричастности к казни, заключает государственного секретаря Дэвисона в тюрьму, канцлера Берли подвергает опале и т. п. Но всем слишком ясна эта комедия; даже председатель суда Шрузбери, возмущенный лицемерием Елизаветы, покидает королеву, а ее любовник Лейстер уезжает во Францию.
Однако не все задачи, которые ставил себе Шиллер — мыслитель и художник, получили полное решение в «Марии Стюарт». Он не мог не сознавать противоречия между историческим значением его героини и теми началами, выразителем которых он ее сделал. Он продолжал поиски исторического материала, дававшего ему возможность представить героя, идеальность которого совпадала бы с его реальным историческим значением. Это стремление было осуществлено им в «Орлеанской деве» и «Вильгельме Телле».
Во прахе, ибо я — ваш повелитель!
Цари здесь право, вы теперь лежали б
(1 votes, average: 5,00 out of 5)