Сцена на кладбище в трагедии «Гамлет»
Сцена на кладбище — одно из высших драматических достижений Шекспира. Как разнообразно он говорит со зрителем об этом страшнейшем событии, завершающем бытие каждого человека! Мы слышим шутки Первого могильщика. Он рассуждает о самоубийстве, доказывая сначала вину утопленницы, затем ее невиновность,- это обычная для шекспировских шутов игра софизмами, при помощи которых можно доказать что угодно. Но Первый могильщик хорошо знает, в каком мире он живет. Когда его собрат по профессии замечает, что не будь покойница знатной дамой, ее не хоронили
Юмор Первого могильщика сменяется философской иронией принца о том, что все суета сует. Гамлет разглядывает череп и рассуждает: «Почему бы ему не быть черепом какого-нибудь законоведа? Где теперь его крючки каверзы, его казусы, его кляузы и тонкости?» Другой череп: «Быть может, в свое время этот молодец был крупным скупщиком земель, со всякими закладными, обязательствами, купчими, двойными поручительствами и взысканиями; неужели все его купчие и взыскания только к тому и привели, что его землевладельческая башка набита грязной землей?». Как мы уже знаем, даже великие победы и всемирная слава Александра Македонского и Юлия Цезаря кончаются так же!
До сих пор речь шла о смерти вообще. Череп Йорика несколько приблизил смерть к Гамлету. Этого шута Он Знал и любил. Однако и эта смерть остается для принца все еще отвлеченной. Но вот на кладбище появляется траурная процессия и Гамлет узнает, что хоронят его возлюбленную.
После отплытия в Англию он ничего не мог слышать о судьбе Офелии. Не успел рассказать ему о ней и Горацио. Мы знаем, как повергла в скорбь Гамлета смерть отца. Теперь он опять потрясен до глубины души. Не пожалел слов для выражения горя Лаэрт. Гамлет не уступил ему в этом. Мы не раз слышали страстные речи героя. Но теперь, кажется, он превзошел самого себя:
— Ее любил я; сорок тысяч братьев
— Всем множеством своей любви со мною
— Не уравнялись бы.- Что для нее
— Ты сделаешь?.
— Нет, покажи мне, что готов ты сделать!
— Рыдать? Терзаться? Биться? Голодать?
— Напиться уксусу? Съесть крокодила?
— Я то же. Ты пришел сюда, чтоб хныкать?
— Чтоб мне назло в могилу соскочить?
— Заройся с нею заживо,- я тоже.
— Ты пел про горы; пусть на нас навалят
— Мильоны десятин.
Что горе Гамлета велико — несомненно, и так же верно, что он по-настоящему потрясен. Но в этой го рячей речи есть нечто неестественное, не свойственное другим, даже самым пылким речам Гамлета. Похоже на то, что Гамлету передалась напыщенность риторики Лаэрта. Гиперболы Гамлета слишком явны, чтобы можно было поверить, как верим мы другим сильным речам героя. Правда, в жизни бывает, что глубокое потрясение вызывает поток слов, лишенных смысла. Может быть, именно это и происходит в данный момент с Гамлетом.
Королева находит прямое объяснение поведению сына: «Это бред». Он отбушует и успокоится, считает она. Перед нами один из моментов, которые поддаются разным толкованиям. Неужели горе Гамлета было наигранным? В это не хочется верить. Словам королевы нельзя доверять. Она убеждена в сумасшествии сына и во всем его поведении видит только это. Если можно объяснить громогласную речь Гамлета над прахом возлюбленной, то странно звучит его нежданно примирительное обращение к Лаэрту: «Скажите, сударь, Зачем вы так обходитесь со мной? Я вас всегда любил». С точки зрения обычной логики слова Гамлета абсурдны. Ведь он убил отца Лаэрта.
Здесь перед нами еще один типичный для Шекспира неправдоподобный прием предварения будущего действия. Гамлет вернулся в Данию во многом новым человеком. Раньше его гнев распространялся абсолютно на всех. Теперь Гамлет будет враждовать только с главным врагом и его прямыми пособниками. К остальным лицам он намерен относиться терпимо. В частности, это относится к Лаэрту. В последующей после кладбища сцене Гамлет говорит другу:
Я весьма жалею, друг Горацио,
Что я с Лаэртом позабыл себя;
В моей судьбе я вижу отраженье
Его судьбы; я буду с ним мириться.
Слова Гамлета на кладбище — первое проявление этого намерения. Он знает, что причинил горе Лаэрту, убив его отца, но, по-видимому, считает, что Лаэрт должен понять неумышленность этого убийства. Заключая беседу с Горацио, Гамлет признает, что на кладбище он погорячился, но Лаэрт своим кичливым горем меня взбесил. Вот объяснение преувеличенных выражений горя Гамлета. Уходя с кладбища, принц не забывает о главной задаче и снова прикидывается безумным:
— Хотя бы Гекулес сей мир разнес,
— А кот мяучит, и гуляет пес.
Эта бессмыслица должна уверить всех, и, в первую очередь, Клавдия, что Гамлет по-прежнему безумен.
Однако во второй сцене последнего акта, в которой Гамлет появляется почти сразу после сцены на кладбище, он беседует с Горацио так, что не может быть сомнения в его здравом рассудке. Принц долго и подробно рассказывает, как спасся от ловушки, в которую его загоняли по приказу короля Розенкранц и Гильденстерн. Горацио хотелось бы знать, как сам Гамлет относится к неизбежной гибели двух бывших приятелей по университету. Гамлет не жалеет их нисколько, как не жалел он и о Полонии. Он с полным равнодушием говорит о Розенкранце и Гильденстерне:
— Что ж, им была по сердцу эта должность;
— Они мне совесть не гнетут; их гибель
— Их собственным вторженьем рождена.
Не только к ним, но и к Полонию можно отнести слова:
— Ничтожному опасно попадаться
— Меж выпадов и пламенных клинков
— Могучих недругов.
Ни малейшего признака слабодушия и чувствительности! Это речи борца, а отнюдь не бездейственного меланхолика. Но меланхолия в смысле, принятом современниками Шекспира, намерение «вычистить желудок грязный мира» не покидает Гамлета. Стоит появиться Озрику, как принц в его же присутствии, не обращая на него внимания, уверенный в том, что раболепный придворный проглотит любую обиду, говорит: «.Знать его есть порок. У него много земли, и плодородной; там, где над скотами царствует скот, его ясли всегда будут стоять у королевского стола; это скворец, но, как я сказал, пространный во владении грязью». Так же как раньше Гамлет потешался над Полонием, издевается он над Озриком.