Новые тенденции в творчестве Шекспира

Даже беглое сравнение комедий, созданных во второй половине 90-х годов, с более ранними произведениями того же жанра убедительно доказывает, что в поздних комедиях Шекспира нарастают новые тенденции. Об этом свидетельствует уже написанный непосредственно после 1595 года «Венецианский купец» — пьеса, где в старинное сюжетное обрамление, заимствованное из итальянской новеллы, мощным потоком вторгается английская социальная проблематика. Шекспир, по-видимому, не стремился сосредоточить внимание аудитории на национальном вопросе. В английской

драматургии и до Шекспира были разработаны способы обозначения сценическими средствами — преимущественно через речевую характеристику-национальной исключительности персонажа. Так, например, у Марло Варрава в «Мальтийском еврее» произносит реплики на испанском языке с несомненной целью подчеркнуть, что язык на котором говорят остальные персонажи, чужой для главного героя. А в образе Шейлока, напротив, бросаются в глаза черты, сближающие его с современными Шекспиру пуританами.
Подобно пуританам, Шейлок прикрывает свои замыслы цитатами из священного писания, а не аргументами специфически нудаистскими,
опирающимися на талмуд. Это доказывает и речь самого Шейлока, и комментарий к ней Антонио: В нужде и черт священный текст приводит.
Ненависть Шейлока к празднествам и маскарадам также не более характерна для еврея, чем для пуританина шекспировских времен. А под словами Шейлока, характеризующими его отношение к Ланселоту, без всяких оговорок подписался бы любой рачительный хозяин-пуританин:
— Не злой бездельник, но обжора страшный.
— В работе — как улитка; спит весь день,
— Как кот. А мне не надо трутней в улье.
Да и само столкновение Шейлока и Антонио — это не столько конфликт между представителями двух вероисповеданий, сколько проявление ненависти ростовщика к «паршивому барану в стаде» — купцу, ссужающему деньги без процентов и тем самым сбивающему ростовщическую ставку в Венеции. Некоторые отдельные реплики в «Венецианском купце» также свидетельствуют о нарастающем возмущении Шекспира социальными условиями его времени. Стало традицией сопоставлять знаменитый 66-й сонет с горькими речами Гамлета, Между тем уже в словах принца Арагонского звучит глубокое недовольство существующими порядками, а Бассапио разражается гневной инвективой, которая хоти и несколько многословна, но разительно напоминает 66-й сонет:
— В судах нет грязных, низких тяжб, в которых
— Нельзя бы было голосом приятным
— Прикрыть дурную видимость.
— В религии — Нет ереси, чтоб чей-то ум серьезный
— Не принял, текстами не подтвердил,
— Прикрыв нелепость пышным украшеньем.
— Нет явного порока, чтоб не принял
— Личину добродетели наружно.
— На красоту взгляните
— И ту теперь купить на вес возможно.
В «Венецианском купце» обогащается и стилистическая палитра Шекспира. Некоторые исследователи указывают на эту комедию как на начало развития стиля, характерного для наиболее зрелых произведений.
Примечательно и то, что в комедиях второй половины 90-х годов возрастает роль типов, реалистически отражающих определенные стороны жизни современной Шекспиру Англии. А единственная комедия, созданная целиком на английском материале, — «Виндзорские кумушки» — написана также после 1595 года.
Если в буффонных фигурах комедии «Бесплодные усилия любви» исследователи с полным основанием усматривают синтез черт, свойственных персонажам итальянской комедии масок и крестьянским театральным типам английской комедии, то «нижний план» таких комедий, как «Много шума из ничего» и «Двенадцатая ночь». Это картины, последовательно выдержанные в английских тонах; в них действуют социальные типы, которые Шекспир наблюдал в окружавшей его английской действительности. В этом отношении особенно показателен образ Мальволио.
Если уже в «Венецианском купце» можно было заметить ряд косвенных намеков, направленных против пуританизма, то Мальволио — это реалистический образ, в котором многие черты пуританина ощущаются совершенно явственно. Особенно показательно, что Мальволио стремится задушить самые яркие проявления ренессансного жизнелюбия; именно с позиций пуританской «добродетели» — «рассудка, морали и благопристойности» — осуждает Мальволио сэра Тоби и его веселых друзей.
Мальволио не абстрактный пуританин, а пуританин шекспировских времен. Размечтавшись о том, что принесет ему брак с Оливией, Мальволио не забывает важного пункта в намечаемой им программе поведения: «Я начну читать политические трактаты». Он надеется, что брак позволит ему заниматься политической деятельностью, и поэтому решает заняться политическим самообразованием. И уходит он со сцены хотя и помятым, но не раздавленным. Последние его слова — это вызов, надежда отомстить своим притеснителям.
В поздних комедиях значительно возрастает удельный вес прозаического текста. Это характерно и для «Двенадцатой ночи», и для «Виндзорских кумушек», и для «Много шума из ничего»; весьма показательно, что комический диалог-пикировка между героями, который раньше велся в стихах (например, диалог Катарины и Петруччо в первой сцене второго акта «Укрощения строптивой»), теперь ведется в прозе (первая сцена второго акта в комедии «Много шума из ничего»). Даже такие по необходимости отрывочные замечания относительно некоторых сторон шекспировских комедий показывают, что и в этом жанре во второй половине 90-х годов шло интенсивное обогащение реалистического творческого метода Шекспира. Еще более явно об этом обогащении свидетельствует компактная группа зрелых хроник — «Ричард II», первая и вторая части «Генриха IV» и «Генрих V».

1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 votes, average: 5,00 out of 5)


Сейчас вы читаете: Новые тенденции в творчестве Шекспира