Сравнение образов Софьи и пушкинской Татьяны
Любовь Софьи к Молчалину, как и пушкинской Татьяны к Онегину, — один из примеров настоящего чувства, высокий образец любви. Обе героини свято убеждены, что само Провидение послало им большую любовь. «Я не старалась, Бог нас свел», — с каким-то даже жертвенным фатализмом говорит Софья о своей любви. Ей вторит пушкинская Татьяна:
То в высшем суждено совете.
То воля неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан Богом,
До гроба ты хранитель мой.
И предмет любви у Татьяны Лариной,
Наконец, как и Софья Фамусова,
И вот здесь-то Пушкин, наконец, четко определил границы дозволенного для порядочной девушки. Первой признаться в любви и написать молодому мужчине письмо — опасно, но допустимо (хотя оправданию этого поступка Автор посвящает целую строфу — «Кокетка судит хладнокровно.»). Допустимо даже тайное свидание. Но где и когда? В саду и днем, а не ночью в своей комнате! Замечательно, что Татьяна, став замужней дамой, принимает Онегина наедине (и даже «неубрана») в своей комнате. Но замужнюю даму это уже не компрометирует. Ситуация могла бы стать компрометирующей, если бы их вдвоем застал муж. Опять-таки несмотря на то, что ничего предосудительного между героями не произошло, напротив: Татьяна отвергла Онегина. Но Пушкин заранее (буквально за несколько минут!) вовремя уводит любимую героиню, оставляя объясняться с мужем Онегина одного. Поистине ювелирная щепетильность в вопросах женской чести!
Для нас же важно, что идеал нравственного поведения своей любимой героини Пушкин вырабатывает и оттачивает по принципу антитезы — отталкиваясь от «аморального» поведения героини Грибоедова.
Поистине, как заметил Ю. Тынянов, пушкинский «Онегин» «сплошь литературен: герои и героини являются на фоне старых романов как бы пародическими тенями»11 . И многие из этих «теней» еще предстоит обнаружить.
Впервые на страницах «Онегина» возникла и мультиязычная модель мира, предвещавшая стилистику постмодернистского искусства. Здесь царит стихия многоязычия, но варваризмы — уже не объект осмеяния (как, скажем, в «Бригадире» Д. И. Фонвизина или «Горе от ума» Грибоедова) — в «Онегине» свершилось осознание того, что тип культуры русского дворянства представляет собой не монокультуру и не механическое «смешение» различных инонациональных влияний, а нерасчленимый симбиоз поликультуры (Г. А. Гуковский). Полилогизм — отличительная черта русского просвещенного сознания, и именно в многоязычии — специфика русского типа культуры. И вот парадоксальнейшее тому подтверждение: Татьяна, «русская душою» и «апофеоза русской женщины» (Достоевский), была воспитана исключительно на французских и английских романах. Более того: «Она по-русски плохо знала. И выражалася с трудом на языке своем родном» (5, 58).
На страницах «Евгения Онегина» впервые возникли полилогические каламбуры и реминисценции — совершенно в духе будущей игровой мультиязычной поэтики XX в., характерной, в частности, для Набокова. Так, эпиграф ко 2-й главе — строчка из Горация: «О rus!» (по-латыни — деревня), соседствует со вторым эпиграфом: «О Русь!» (5, 31). Но перед нами не просто каламбур — за ним и пушкинская ирония (Россия — большая деревня), и серьезная мысль культуролога: духовные и нравственные истоки русского человека — в деревне. На обыгрывании ассоциативного каламбура «умы в тумане» — «туманный Альбион», построено одно из самых глубоких, пожалуй, определений генезиса романтизма и его нравственно-эстетической природы. Так высший синтез русского романа рождался у Пушкина из сложнейшего сплетения реминисцентных мотивов и образов мировой литературы, а также многочисленных, всепроникающих иноязычных влияний.
Художественный мир «Онегина» являет нам поистине уникальный в истории литературы случай, когда поэт не только выразил свою эстетическую позицию, но и позволил читателю заглянуть в «святая святых» лаборатории Демиурга. Перед нами прообраз «метаромана» XX в., ибо автор его не только и не столько повествует о судьбах героев, сколько воссоздает процесс сочинения романа. Причем прокомментированный Автором, его размышлениями о современном искусстве и литературной жизни, о парадоксах творчества и изменениях в собственной душе — человека и художника.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)