Многоплановость романа «Братья Карамазовы»
Исследователи давно установили многоплановость романа, где «текущая действительность выступает в сложном сплаве с исторической и философской символикой». Если существо всякого искусства заключается в символической многозначности его образов, впервые сообщающей им измерение глубины и отличающей их от плоского отображения действительности, то в больших романах Достоевского,- замечает С. Гессен,- особенность эта доведена до своей почти предельной степени. Одно и то же действие развивается в них в нескольких планах бытия.
Ученый выделяет
Впрочем, говорит С. Гессен, и тот метафизический план не есть у Достоевского последний; своей сущностной реальностью он обязан еще более глубокому слою бытия, которым можно было бы мистическим. Именно о нем Достоевский говорит :». здесь борются дьявол с Богом, а поле битвы — сердца людей.»
В том, как все эти сферы бытия сопряжены друг с другом и переплетены в единую ткань совокупного действия, так что потустороннее не только знаменуется эмпирическим, но всецело пронизывает его, просвечивается в нем, — и заключается величие Достоевского как поэта,»- считает С. Гессен.
В «Братьях Карамазовых», — продолжает ученый, — которые, несмотря на так и оставшееся ненаписанным продолжение, представляют собою, бесспорно, наиболее совершенное творение Достоевского, взаимная переплетенность и сращенность различных планов бытия выступает особенно явственно.
Причем у Достоевского мысль о вне временном опирается на религиозную схему. Художественное построение романа Достоевского заметно отличается в сравнении с произведениями ведущих писателей его времени: Тургенева, Гончарова, Толстого. Когда современники наивно говорили, что Достоевский принебрегает формой, то в своей наивности они были в чем-то правы, то есть каким-то уровнем формы, каким-то уровнем реальности Достоевский действительно пренебрегал. Он разрушал его, чтобы поднять и выявить другой, более глубокий пласт.
Это «иное» понимание реальности, связанное с тем, что для писателя вера — это прежде всего «таинственное прикосновение к мирам иным». Реальность для него не совпадает с реальностью фактов как отдельных осколков бытия, а лежит где-то по ту сторону этих фактов, и передать эту сквозящую за фактами реальность по самой своей сути невозможно связным пластичным изложением. В конструкции романа «Братья Карамазовы» можно с определенной долей условности выделить две оси бытия: горизонтальную, направленную к бесчисленным предметам пространства и времени, как бы уровень различий, отдельных фактов; и вертикальную — направленную к Вечности, с земли к небу, с земли к аду. Именно здесь — в вертикальной плоскости — вскрывается библейская идентичность сюжетов и образов.
Можно сказать, что судьбы главных героев романа, которых условно назовем группой»трансцендентных» героев, то есть имеющих вертикальный выход, решаются там», в глубине, в сферах иных и высшими силами. «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей,»- говорит Митя Карамазов, приоткрывая суть той борьбы, которая внешне выглядит как история семьи Карамазовых в типичном провинциальном городке России — Скотопригоньевске.
Это одно из так называемых»сюжетных окон», или»точек кризиса», которые дают возможность выглянуть из тесного мирка социальности во Вселенную, из времени — в Вечность. Обычные пространственные и временные границы повествования раздвигаются при этом практически до беспредельности, возникает эффект»вселенского хронотопа».
С одной стороны, в романе действие происходит в России в середине XIX века, а с другой — выходит в Вечность. В связи с этим вспомним слова Ивана, сказанные Алеше в трактире, где»русские мальчики» решают вечные вопросы:»У нас с тобой еще бог знает сколько времени до отъезда. Целая вечность времени, бессмертие!»
В этой вертикальной плоскости человек оказывается одинаково связан невидимыми узами как с бытием Бога, так и с существованием дьявола, что отражает библейский принцип мироустройства. Проследим развитие конфликта этих высших сил в душе человека на примере Мити Карамазова, обвиняемого в отцеубийстве. Мы увидим поразительный факт: в его собственных суждениях о преступлении, в показаниях на суде, в отношении к нему других действующих лиц, выступающих»за» и «против» него, в речи повествователя неизменно фигурирует Бог — «прибежище и спасение» Мити — и черт — ловкий, коварный и злобный тип, ставящий истину под сомнение.»Бог, — как сам Митя говорил потом,- сторожил меня тогда: как раз в то самое время проснулся Григорий Васильевич,» — читаем мы в романе.
Так, ординарное, на первый взгляд, событие приобретает огромную значимость. Человек напрямую связывается с Богом, подобно библейскому Моисею или Самуилу («. а Я буду при устах твоих и при устах его, и буду учить вас, что вам делать. (Исход 4:15). Или другой пример: «По-моему, господа, по-моему, вот как было, — тихо заговорил он (Митя), — слезы ли чьи, мать ли моя умолила бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение — не знаю, но черт был побежден.
Дмитрий «нравственно широкая натура» представляет собой, таким образом,»поле битвы» божеского и дьявольского. Он не убивает, потому что его спасает ангел-хранитель. Он небезвозвратно потерян и способен покаяться и пострадать, способен принять»крестную муку».»Бог мучит» Митю, он ощущает свою вину в высшем смысле Бог против меня! Таким образом, события и причины, оказываются куда более сложными, приобретают метафизический, мистический план, где действуют высшие субстанции — библейские Бог и Сатана.
При этом и компоненты хронотопа в «Братьях Карамазовых» имеют одновременно реальное и символическое значение и складываются в структуре романа во взаимосвязанную систему со своей динамикой, что усиливает символическое звучание как составляющих, так и всего хронотопа в целом. Звучание как составляющих, так и всего хронотопа в целом. Нужно отметить, что двуплановость пространственно-временной организации романа придает многозначность и повествованию, и изображению.
Механизм символизации элементов хронотопа в романе можно обозначить так: от аллегории и эмблемы к широкому и многозначному обобщению-символу, часто библейскому по своей природе. При этом, «символика романной топики и временной организации неизменно связана с изображением человека и его духовных движений, в направлении от уединения и одиночества к единению и братств.