Тема русского дворянства в драматургии А. П. Чехова («Вишневый сад»)
Последнюю свою пьесу, «Вишневый сад», Чехов завершил на пороге первой русской революции, в год своей ранней смерти. Писателю казалось, что он пишет комедию, легкий водевиль, «местами даже фарс», но невольно из-под его пера выходило сложное, многоплановое произведение, доводившее до конца все прежние мотивы его произведений и в этом смысле итоговое.
Название пьесы символично. «Вся Россия — наш сад», — сказано у Чехова. И действительно, думая о гибели старого вишневого сада, о судьбе обитателей разоряющегося имения, он мысленно
«22 августа-торги!» — эта дата, как дамоклов меч, висит над жизнью всех героев. Дело не только в продаже имения и приходе нового хозяина — уходит вся старая Россия, 22 августа совершаются поминки по уходящему веку. Чехов относится к этому событию двойственно, вдумчиво. С одной стороны, исторический слом неизбежен, старые дворянские гнезда осуждены на вымирание. Приходит конец, скоро не будет ни этих лиц, ни этих садов, ни усадеб с белыми колоннами, ни заброшенных часовен. С другой стороны, смерть, даже неизбежная, не может не быть грустной. Потому что умирает живое, и не по сухим стволам, а по стволам живых деревьев стучит топор
Пьеса начинается с приезда Раневской в свое старинное родовое имение, с возвращения к вишневому саду, который стоит за окнами весь в цвету, к знакомым с детства людям и вещам. Возникает особая атмосфера проснувшейся поэзии и человечности. Словно в последний раз ярко вспыхивает — как воспоминание — эта живая жизнь на пороге умирания.
Совсем реальные, Раневская и Гаев кажутся ожившими редкими экспонатами той тонкой, оранжерейной культуры, что веками нежилась здесь. В них поселился грех праздности и расточительного безделья русских бар, но живет здесь и праздность вольная, поэтическая, свободная от деловых и материальных расчетов.
Потеря вишневого сада для Раневской и Гаева не есть потеря денег, состояния. Они не умеют ни хранить, ни копить их, золотые просто уплывают из-под рук, они готовы все раздать, хотя на кухне «людей» приходится кормить одним горохом. В этом сказывается и барская беспечность, и легкомыслие людей, которые никогда не знали труда, не ведали цену копейке и как она достается. Но в этом же проступает и их удивительное бессребреничество, презрение к меркантильным интересам. И потому, когда купец Лопахин предлагает им, чтобы спастись от долгов, отдать вишневый сад в аренду под дачи, Раневская с презрением отмахивается: «Дачи и дачники — это так пошло, простите».
В день продажи имения Раневская затевает совершенно неуместный, с точки зрения здравого смысла, бал. Зачем он ей нужен? Что в нем: легкомыслие, эпикурейство или особый стоицизм? Для живой Любови Андреевны Раневской, что теребит сейчас в руках мокрый платок, ожидая возвращения брата с торгов, этот нелепый бал важен сам по себе — как вызов повседневности. Она вырывает у будней праздник, хватает от жизни то летучее мгновение, которое способно протянуть нить к вечности.
Имение продано. «Я купил!» — торжествует новый хозяин, гремя ключами. Ермолай Лопахин купил имение, где дед и отец его были рабами, где их не пускали даже на кухню. Он уже готов хватить топором по вишневому саду. Но в высший момент торжества этот «интеллигентный купец» неожиданно чувствует стыд и горечь свершившегося: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь». И становится ясно, что для вчерашнего плебея, человека с нежной душой и тонкими пальцами, покупка вишневого сада, в сущности, «ненужная победа».
Так Чехов дает почувствовать текучесть, временность настоящего: приход буржуазии — нестойкая, преходящая победа. Настоящее как бы размыто и со стороны прошлого, и со стороны будущего. Тема будущего связана с образами «беглецов» из прошлого — Пети Трофимова и Ани. Образы их, словно намеченные контуром, в чем-то «недоделанные», таят в себе дух утопии, несут черты «недовоплощенного» будущего, от них протягивается та стремительная, воздушная перспектива, которая уходит далеко за пределы пьесы.
Последний акт, как всегда у Чехова, — момент расставания, прощания с прошлым. Горестного для старых хозяев «вишневого сада», хлопотного для нового дельца, радостного для молодых душ с их безоглядной блоковской готовностью отринуть все — и дом, и детство, и близких, и даже поэзию «соловьиного сада» — ради того, чтобы с открытой, свободной душой крикнуть: «Здравствуй, новая жизнь!» Но если с точки зрения социального завтра «Вишневый сад» звучал как комедия, то для своего времени — как трагедия. Две эти мелодии, не сливаясь, проступали в финале одномоментно, рождая сложный трагикомический исход произведения.
Молодые, весело, призывно перекликаясь, убегают вперед. Старые люди, как старые вещи, сбились в кучу, о них спотыкаются, не замечая их. Подавляя слезы, бросаются друг к другу Раневская и Гаев. «О мой милый, мой нежный, прекрасный сад. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!. Прощай!.» Но музыка прощания заглушается «стуком топора по дереву, звучащим одиноко и грустно». Затворяются ставни и двери. В пустом доме остается не замеченный в суете больной Фирс: «А человека-то забыли.» Старик лежит неподвижно в запертом доме. Слышится «точно с неба звук лопнувшей струны», и в тишине глухо стучит топор по дереву.
Такой щемящей нотой человечности, забытой на пороге исторической неизбежности, заканчивал Чехов свою последнюю пьесу. Это было произведение о конце России, о сломе ее истории, о прощании с прошлым в преддверии будущего. Символика «Вишневого сада» говорила о приближении грандиозных социальных катаклизмов и о просветах в новый мир. Прошлое, настоящее и будущее России переплетались здесь в сложном противоречивом развитии.
Пьеса говорила не только о том, что нельзя забывать о человеке на перекрестке истории, но и о том, что человек не может быть замкнут своим временем. Над исторически преходящим мгновением, над прозой и буднями поднималась здесь поэтическая тема «вишневого сада», как тема личной причастности человека к красоте, природе, раскрытое™ вечности, готовности встретить едва различимые призывы и веяния будущего. Эпически широко звучащая тема звала человека к поискам высших целей бытия, поискам смысла жизни.
Возвышаясь над личными судьбами, но не забывая о человеке, «Вишневый сад» стал поэтическим завещанием писателя будущим поколениям.