Художественный анализ пьесы «Вишневый сад»
5 октября 1903 года Н. К. Гарин-Михайловский писал одному из своих корреспондентов: «Познакомился и полюбил Чехова. Плох он. И догорает, как самый чудный день осени. Нежные, тонкие, едва уловимые тона. Прекрасный день, ласка, покой, и дремлют в нем море, горы, и вечным кажется это мгновение с чудным узором дали. А завтра. Он знает свое завтра и рад, и удовлетворен, что кончил свою драму «Сад вишневый».
Чехов писал свою последнюю пьесу о доме, о жизни, о родине, о любви, об утратах, о неумолимо ускользающем времени. Пронзительно-печальная комедия
Так, Горький, «собрат» Чехова по сцене Художественного театра, увидел в «Вишневом саде» перепевы старых мотивов: «Слушал
Вопреки таким прогнозам пьеса Чехова стала классикой отечественного театра. Художественные открытия Чехова в драматургии, его особое видение жизни отчетливо проявились в этом произведении.
Чехов, пожалуй, первый осознал неэффективность старых приемов традиционной драматургии. «Иные пути для драмы» намечались в «Чайке» (1896), и именно там Треплев произносит известный монолог о современном театре с его моралистическими задачами, утверждая, что это — «рутина», «предрассудок». Сознавая силу недосказанного, Чехов строил свой театр — театр аллюзий, намеков, полутонов, настроения, изнутри взрывая традиционные формы.
В дочеховской драматургии действие, разворачивающееся на сцене, должно было быть динамичным и строилось как столкновение характеров. Интрига драмы развивалась в рамках заданного и четко разработанного конфликта, затрагивающего преимущественно область социальной этики.
Конфликт в драме Чехова носит принципиально иной характер. Его своеобразие глубоко и точно определил А. П. Скафтымов: «Драматически-конфликтные положения у Чехова состоят не в противопоставлении волевой направленности разных сторон, а в объективно вызванных противоречиях, перед которыми индивидуальная воля бессильна. И каждая пьеса говорит: виноваты не отдельные люди, а все имеющееся сложение жизни в целом». Особая природа конфликта позволяет обнаружить в чеховских произведениях внутреннее и внешнее действие, внутренний и внешний сюжеты. Причем главным является не внешний сюжет, разработанный достаточно традиционно, а внутренний, который Вл. И. Немирович-Данченко назвал «вторым планом», или «подводным течением».
Внешний сюжет «Вишневого сада» — смена владельцев дома и сада, продажа родового имения за долги. (К этой теме Чехов уже обращался в юношеской драме «Безотцовщина», правда, там она была второстепенной, главной же служила любовная интрига.) Этот сюжет может быть рассмотрен в плоскости социальной проблематики и соответствующим образом прокомментирован. Деловой и практичный купец противостоит образованным, душевно тонким, но не приспособленным к жизни дворянам. Фабула пьесы — разрушение поэзии усадебной жизни, что свидетельствует о наступлении новой исторической эпохи. Подобная однозначная и прямолинейная трактовка конфликта была весьма далека от чеховского замысла.
Что касается построения сюжета пьесы «Вишневый сад», то в нем отсутствует завязка конфликта, ибо нет внешне выраженного противоборства сторон и столкновения характеров. Социальное амплуа Лопахина не исчерпывается традиционным. представлением о купце-приобретателе. Этот персонаж не чужд сентиментальности. Встреча с Раневской для него — долгожданное и волнующее событие: «.Хотелось бы только, чтобы вы мне верили по-прежнему, чтобы ваши удивительные, трогательные глаза глядели на меня, как прежде. Боже милосердный! Мой отец был крепостным у вашего деда и отца, но вы, собственно вы, сделали для меня когда-то так много, что я забыл все и люблю вас, как родную. больше, чем родную».
Однако в то же время Лопахин — прагматик, человек дела. Уже в первом действии — он радостно объявляет: «Выход есть. Вот мой проект. Прошу внимания! Ваше имение находится только в двадцати верстах от города, возле прошла железная дорога, и если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода».
Правда, «выход» этот в иную, материальную плоскость — плоскость пользы и выгоды, но не красоты, поэтому хозяевам сада он представляется «пошлым». В сущности, никакого противостояния нет. Есть мольба о помощи, с одной стороны: «Что же нам делать? Научите, что?» (Раневская) и готовность помочь — с другой: «Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю все одно и то же» (Лопахин). Персонажи не понимают друг друга, словно разговаривают на разных языках. В этом смысле показателен диалог во втором действии:
— «Лопахин. Надо окончательно решить — время не ждет. Вопрос ведь совсем пустой. Согласны вы отдать землю под дачи или нет? Ответьте одно слово: да или нет? Только одно слово!
— Любовь Андреевна. Кто это здесь курит отвратительные сигары. (Садится.)
— Гаев. Вот железную дорогу построили, и стало удобно. (Садится.) Съездили в город и позавтракали. желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию.
— Любовь Андреевна. Успеешь.
— Лопахин. Только одно слово! (Умоляюще.) Дайте же мне ответ!
— Гаев (зевая). Кого?
— Любовь Андреевна (глядит в свое портмоне). Вчера было много денег, а сегодня совсем мало. Бедная моя Варя из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох, а я трачу как-то бессмысленно. (Уронила портмоне, рассыпала золотые.) Ну, посыпались. (Ей досадно.)»
Чехов показывает противостояние различных жизненных позиций, но не борьбу характеров. Лопахин умоляет, просит, но его не слышат, точнее, не хотят слышать. В первом и втором действиях у зрителя сохраняется иллюзия, что именно этому герою предстоит сыграть роль покровителя и друга и спасти вишневый сад.
Кульминация внешнего сюжета — продажа с аукциона двадцать второго августа вишневого сада — совпадает с развязкой. Надежда на то, что все как-нибудь само собой устроится, растаяла, как дым. Вишневый сад и имение проданы, но в расстановке действующих лиц и их судьбах ничего не изменилось. Более того, развязка внешнего сюжета даже оптимистична:
— «Гаев (весело). В самом деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже. Я банковский служака, теперь я финансист. желтого в середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно».
Итак, в организации внешнего действия Чехов отступил от канонов классической драмы. Главное событие пьесы оказалось передвинуто на «периферию», за сцену. Оно, по логике драматурга, частный эпизод в вечном круговороте жизни.