Самый большой лирик нашего времени Эмиль Золя

«Самый большой лирик нашего времени», — сказал об Эмиле Золя Анатоль Франс. Суждения выдающихся литературных современников, близко знакомых с теоретическими поисками и творчеством автора «Ругон-Маккаров» в условиях Франции второй половины прошлого века, обладают неповторимым преимуществом живого впечатления. Золя всегда был слишком независимым, прямолинейным, дерзко-агрессивным в своих новаторских начинаниях для того, чтобы отношение к нему могло оставаться неизменно ровным. «Золя утомлял своих современников»,- напишет

впоследствии известный французский писатель и критик Арман Манула. Франс то «извергал хулу», то горячо восхищался Золя. Но в своей речи на похоронах великого романиста обнаружил глубокое понимание подлинно гуманистического значения его деятельности.
«Золя был добр,- сказал Франс.- он сочетал в себе величие и простоту. Когда он рисовал порок, его кистью водили суровость и целомудрие. Сквозь мрачный колорит, лежащий на некоторых его страницах, отчетливо проступают глубокий оптимизм и упрямая вера в победу разума и справедливости. Он был демократом. Он нападал на общественное зло всюду, где бы он его не находил. Вот куда была направлена его ненависть. Он предугадывал и предвидел новое, лучшее общество».
Для Мопассана Золя — «революционер в литературе», который считал истину единственным источником искусства, «с яростью бился за свои идеи», обращался «к обыкновенному читателю, к широкому читателю, ко всем читателям, а не к утонченным эстетам», писал «хорошим, понятным, могучим языком».
Эдмон Ростан утверждал, что романы Золя — по силе образности, пафосу и мощи обличительного красноречия — «подлинные поэмы». Он восхищался пылкой убежденностью Золя, его «трепетной верой» в правоту своего дела.
Но голоса талантливых собратьев по перу потонули в хаосе злобной критической стихии, разбушевавшейся вокруг Золя. После опубликования «Западни» слава ее автора стала всемирной. «Ни одного писателя так хорошо не знают, ни один писатель не пользуется такой известностью во всех уголках земного шара, как Эмиль Золя»,- писал Мопассан в 1882 г. И вместе с тем, по словам того же Мопассана, «.никто из писателей не вызывал к себе такой ненависти, как Эмиль Золя. И мимо литературной славы, он прославился еще тем, что нажил себе ярых, непримиримых врагов, которые по всякому поводу накидываются на него, как безумные, пускают в ход любое оружие. Сколько грубых и пошлых насмешек посыпалось на этого человека».Органы французской прессы различных оттенков лишь эпизодически откликались на его романы, рассматривая их главным образом с точки зрения соответствия или несоответствия своим политическим принципам. Благодаря этому незрелая по социальной мысли, но полная горького сочувствия к обездоленному народу «Западня» была оценена рядом рецензентов как памфлет на французских тружеников. Значительно лучше был встречен «Жерминаль». Совпадение между событиями Анзенской стачки горняков и темой шедевра Золя было очевидным. Жан Жорес заявил, что в романе Золя провозглашено «рождение нового человечества, выступление пролетариата, вырвавшегося из бездонных глубин страданий и идущего к солнцу». Многие французские и иностранные социалистические газеты с согласия автора перепечатали «Жерминаль» на своих страницах. Остальные тома серии прошли почти незамеченными.
Интерес к Золя у критиков этой группы несколько повысился в период публикации второго и третьего его циклов, где можно было обнаружить своеобразно осмысленные писателем социалистические идеи. Этот интерес подстегивался жизненной практикой, ибо появление «Труда» сопровождалось манифестацией французских рабочих в честь его автора.
Открытое письмо Золя к президенту Республики — «Я обвиняю» (1898), превратившее романиста в вождя оппозиционной интеллигенции, заставило левую критику заново пересмотреть свои оценки. Но и теперь Золя привлекал ее преимущественно как политический деятель, «даритель гражданской истины».
Так возник удивительный литературный «казус». Мощный художник-демократ уже при жизни завоевал мировую славу и признание миллионов читателей. На похоронах Золя пламенной речи Анатоля Франса вторили голоса шахтеров, прибывших из Денэна, которые скандировали слово «Жерминаль». А в современной отечественной критике этому противостояли бесконечные споры, подвергавшие сомнению достоинства Золя как писателя. Создался своеобразный, ничего не дающий литературоведению «процесс Золя»
Казалось, сама слава творца «Ругон-Маккаров» поднималась против него. В конце 70-х годов вокруг Золя сплотилась группа литераторов, разделявших его общественно-эстетические идеи и называвших себя «натуралистами» (Мопассан, Сеар, Алексис, Энник, Гюисманс). Постепенно влияние этих идей получило большое распространение не только во Франции, но и за ее рубежом. В 80-е годы XIX века можно было уже говорить о существовании широкого натуралистического движения в литературе стран Европы и в США.
Опасаясь инвектив и демократических симпатий лучших писателей-натуралистов, идеологи реакции обвинили все натуралистическое течение в аморальности, болезненном любовании грязными сторонами жизни, бессмысленном и мелком бытописательстве. С другой стороны, среди тех, кто мнил себя последователем Золя, нашлось немало литераторов бездарных, пошло муссировавших наиболее слабые стороны «золяизма». В связи с этим и в передовой критике термин «натурализм» стали трактовать как программу бесстрастного и бескрылого копирования, изгоняющего из искусства красоту, мечту, самостоятельную мысль художника, как отказ от интереса к духовной жизни человека.