МАРШАК СОВЕТСКОГО СОЮЗА
3 ноября исполняется 120 лет со дня рождения Самуила Яковлевича Маршака . В сознание большинства читателей он вошел как создатель и классик детской литературы советского периода в нашей стране. Маршак — будто какое-то волшебное слово, один из паролей детства. Нам его в детстве читали, и мы читаем его своим детям, придет время, если повезет, — будем читать внукам…
А заглавие для этих заметок я намеренно извлек из некогда известной эпиграммы Михаила Светлова.
Труднейших множество дорог, Где заблудиться может муза… Но все распутья
В одной из наших публикаций, посвященных Маршаку , уважаемый Бенедикт Михайлович Сарнов высказал убежденность, что этот титул придумали — и цензура пропустила! — именно потому, что Маршак «в самом деле» был «маршалом по официальной тогдашней советской табели о рангах «. Он был встроен во власть, и власть отвечала ему премиями, орденами и т. д. и т. п.
В отличие от Бенедикта Михайловича, я не был знаком с Маршаком. Но у меня, верного и, можно сказать, въедливого читателя Маршака, вызывает большие сомнения то, что его увенчали этим полушутливым «Маршалом» только
Ведь Маршака можно было назвать литературным Маршалом Советского Союза действительно по заслугам, а не по номенклатурным росписям. Даже Сталинские премии — а у Маршака их четыре — были в случае с ним выданы по справедливости.
Первую — II степени — он получил в 1942 году — за стихотворные тексты к плакатам и карикатурам военного времени . Это блистательные памятники публицистики, и не просто публицистики, а публицистики на философской подкладке, согретой, когда необходимо, проникновенным лиризмом. Таков, например, его «Зимний плакат»:
Ты каждый раз, ложась в постель, Смотри во тьму окна И помни, что метет метель И что идет война.
Антинацистские Сочинения Маршака были написаны с такой духовной освобожденностью, что некоторые из них не пропускала даже советская цензура .
Сатирический дар Маршака был природным и неиссякаемым: в юности он работал в знаменитом «Сатириконе», а первая его книжка из нам известных называется «Сатиры и эпиграммы». Вышла она в 1919 году в Екатеринодаре, который в то время был центром антибольшевистского сопротивления в России. Живя в этом городе, Маршак активно печатался во многих изданиях Белого движения, своим литературным талантом стараясь остановить распространение красной чумы, помочь стране вернуться к нормальному историческому развитию.
Надо ли говорить, что в советские годы это стало для Маршака дамокловым мечом, как ни старался он забыть о его существовании.
Вторую Сталинскую премию Маршаку вручили за пьесу «Двенадцать месяцев». У нее есть свои поклонники, равно как и у других его известных пьес: «Горя бояться — счастья не видать», «Умные вещи», хотя с моей точки зрения самое слабое звено Маршака — его драматургия. Холодно-мастеровитая эта триада наводит скуку своим рационализированным морализаторством.
Но справедливости ради не могу не вспомнить и чудесные драматические сказки «Кошкин Дом», «Сказка про козла», «Петрушка», написанные Маршаком в молодости в соавторстве с Елизаветой Васильевой , она же невообразимая и неотразимая Черубина де Габриак. Эти пьесы в постановках по-прежнему вызывают восторг детей.
Третья Сталинская премия, за 1949 год, уже традиционно II степени, пришла к Маршаку за переводы сонетов Шекспира.
Знаю, что у них есть свои критики, скептически относящиеся к переводческой деятельности Маршака и в целом . Даже могу вспомнить одну туповато-злобную эпиграмму.
Когда Маршак перевел бoльшую часть поэтического наследия шотландского поэта Роберта Бернса, перевел блистательно, подарил России еще одного поэтического гения, некто, очевидно, крупный знаток Шотландского языка, сотворил нечто рифмованное, где резюмировалось: перевел-то Маршак перевел, но При всем при том, при всем при том, при всем при том при этом, Маршак остался Маршаком, а Роберт Бернс — поэтом. Несмотря на явный смысловой вывих в этих строках: ведь получается, что и в переводах Маршака поэтическая сила Бернса передана! — эпиграмма эта продолжает звучать время от времени как довод, подтверждающий некую малокровность Маршака — переводчика лирики и просто лирика. Хотя все читают именно его переводы, и почему-то никто не рвется вступить со старым мастером в состязание.
Неоспорима и четвертая Сталинская премия, 1950 года, наконец-то I степени — Маршак получил ее за «стихи для детей».
А в 1963 году Маршаку была присуждена Ленинская премия по литературе — уже за стихи «взрослые», и это тоже был достойный выбор. Жаль только, что его Просто лирика До сих пор остается в тени его детских шедевров.
Анна Ахматова однажды сказала, что сила Маршака — «в неистовой одержимости искусством», а за много лет до этого, прочитав его первые стихи, пророчила ему поэтическую славу.
И слава эта пришла, но и сегодня Маршак стоит перед читателем в полутени.
Причина не только в его «белогвардейском» прошлом, о котором сказано выше. Сегодня антибольшевизм Маршака придает его облику подлинное благородство, прозорливость, историческую мудрость.
Но талант Маршака не исчерпывается сатирой, он отличается особым, философическим лиризмом, а в лиризме этом особой нотой звучит тема рода, тема веры, тема национальной традиции.
Мудрец Стасов, опекавший Маршака-подростка и многое сделавший для его жизненного роста, наставлял его: «Нет искусства без национальности… Ты никогда не переменишь своей веры, какие бы ни были события, обстоятельства, люди и отношения…» Маршак, чей род по отцу был известен многими раввинами, дебютировал стихотворениями памяти основателя сионизма доктора Теодора Герцля и потом долгие годы развивал еврейскую тему в своей поэзии. Исследователь творчества Маршака М. М. Гейзер, чьей книгой из серии «ЖЗЛ» я пользуюсь, разыскал в «Краткой еврейской энциклопедии» характеристику Маршака как «многообещавшего поэта и активного сиониста», а также сожаление, что поэт «ушел из русско-еврейской литературы».
Вместе с тем М. М. Гейзер справедливо подчеркивает: «Маршак, как завещал ему Стасов, никогда не изменял своей вере, оставаясь при этом русским поэтом». Действительно, возвращая читателю раннюю лирику Маршака, совершенно не следует, по нынешней нелепой моде, жестко увязывать вероисповедание поэта с его творчеством. В нем иудаизм Маршака так же условен и поэтически преобразован, как и православие Пушкина или Гумилева, мусульманство Расула Гамзатова или Кайсына Кулиева…
Долгая жизнь Маршака содержит многие черты невероятного, остросюжетного, словно диккенсовского романа, лишь недавно ставшего читаться без пропущенных и выдранных страниц. Кажется, первая достойная биографическая работа о Маршаке принадлежит перу О. Б. Кушлиной — в словаре «Русские писатели. 1800-тысяча девятисот семнадцатого» . Немало нового о жизни Маршака читатель узнает, обратившись к не в первый раз упоминающейся здесь биографии М. М. Гейзера. Но даже здесь автор, обоснованно влюбленный в своего героя, оказывает ему, на мой взгляд, не лучшую услугу, когда спрямленно пытается объяснить некоторые поступки Самуила Яковлевича: подписывание официозных писем, сотворение заказных сочинений и т. п.
Кажется, сам «грешник» относился к ним более спокойно, чем его почитатели. Мир, в котором живет человек, не позволяет ему совсем обойтись без конформизма. И конформизм Маршака всегда оставался в рамках допустимого совестью. Такие грехи можно отмолить, а со своими литературными грехами Маршак порой сам и расправлялся .
Завершу эти заметки небольшой историей. Прозаик Владимир Дмитриевич Фоменко рассказывал, что он оказался свидетелем следующей сцены на даче Александра Трифоновича Твардовского, к которому в гости приехал Маршак.
Прибыл Самуил Яковлевич на новеньком автомобиле , который, как водится на дачах, стоял на площадке у ворот. Вдруг начался ливень, и гость начал беспокойно поглядывать в сторону своего автомобиля. Хозяин вскоре заметил эти встревоженные поблескивания очков, догадался о причине, распорядился выгнать свой автомобиль из-под навеса и поставить на его место лимузин Маршака.
Но Маршака это не успокоило. Теперь он так же взволнованно смотрел на мокнущее авто Твардовского. Произошло объяснение двух поэтов. Самуил Яковлевич заявил, что он, хотя и гость, несправедливости не потерпит. На вопрос автора «Василия Теркина», Так что же нам теперь делать, переводчик Бернса мгновенно предложил выход, отмеченный истинно английским изяществом. «Победу» выгнали из-под навеса, а затем туда заехали оба автомобиля — передней половиной под кров.
Самая важная часть машин — двигатели — оказалась укрытой от воды, и Маршак уже спокойно продолжил литературную беседу.
Эта история видится мне почти притчей. В жизни чаще всего можно найти компромисс между непреодолимыми обстоятельствами и нашими представлениями о гармонии и совершенстве. Надо лишь искренне желать этого.
Именно поэтому Маршак даже в Советском Союзе оставался настоящим поэтом и добродетельным — в буквальном смысле этого слова — человеком.
Несмотря на «труднейших множество дорог», по которым вела его жизнь.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)