Язык Шмелева
Великолепный, «отстоянный» русский язык автобиографического цикла Шмелева отмечали все без исключения, кто говорил о его творчестве. «Без преувеличения, не было подобного языка до Шмелева в русской литературе… Писатель расстилает огромные ковры, расшитые грубыми узорами сильно и смело расставленных слов, словец, словечек, словно вновь заговорил старый шмелевский двор на Большой Калужской улице в Москве. Теперь на каждом слове — как бы позолота, Шмелев не запоминает, а реставрирует слова.
Издалека, извне восстанавливает он
Конечно, весна взялась. Вон как капель играет… — тра-та-та-та!» . В ритмическом
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне — Христос рождается — славите! Христос с небес — срящите! — слышится хруст морозный». Каждый Праздник — Рождество, Пасха, Троица, масленица — это одновременно и реальное событие, происшедшее много веков назад, сакральное значение которого закрепилось в Празднике, и конкретный предмет — символ связи мира земного с миром иным, нездешним, но чаемым душой человеческой.
Слово масленица вмещает в себя и «ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце», и живую радость приближающейся весны, и бесчисленные стопки жирных блинов с пылу с жару, и чудесную «масленицу» старичка Егорыча — маленькую модель Вселенной. «Я любуюсь-любуюсь «масленицей», боюсь дотронуться — так хороша она. Вся — живая! И елки, и медведики, и горы… и золотая над всем игра.
Смотрю и думаю: масленица живая… и цветы, и пряник — живое все. Чудится что-то в этом, но — что? Не могу сказать».