Сюжет, композиция, жанр романа «Мастер и Маргарита»
Жанровая уникальность романа «Мастер и Маргарита» — «последнего, закатного» произведения М. А. Булгакова до сих пор вызывает у литературоведов споры. Его определяют как роман-миф, философский Роман, мениппея, роман-мистерия и т. п. В «Мастере и Маргарите» весьма органично соединились едва ли не все существующие в мире жанры и литературные направления. По словам английского исследователя творчества Булгакова Дж.
Куртис, форма «Мастера и Маргариты» и ее содержание, делают ее уникальным шедевром, параллели с которым «трудно
Некоторые события, описанные в ершалаимских главах, повторяются ровно через 1900 лет в Москве в пародийном, сниженном варианте. В романе присутствуют три сюжетные
Роман начинается со сцены на Патриарших прудах, где Михаил Александрович Берлиоз и Иван Бездомный жарко спорят со странным незнакомцем о существовании Бога. На вопрос Воланда «кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле», если Бога нет, Иван Бездомный как убежденный атеист отвечает: «Сам человек и управляет». Но вскоре развитие сюжета опровергает этот тезис. Булгаков раскрывает относительность человеческого знания и предопределенность жизненного пути.
В то же время он утверждает ответственность человека за свою судьбу. Извечные вопросы: «Что есть истина в этом непредсказуемом мире? Существуют ли неизменные, вечные нравственные ценности?», — ставятся автором в ершалаимских главах из 32 глав романа), которые, несомненно, являются идейным центром романа. Течение жизни Москвы 1930-х гг. смыкается с повествованием Мастера о Понтии Пилате. Затравленный в современной жизни, гений Мастера обретает, наконец, покой в Вечности.
В итоге сюжетные линии двух романов завершаются, сомкнувшись в одной пространственно-временной точке — в Вечности, где Мастер и его герой Понтий Пилат встречаются и обретают «прощение и вечный приют». Неожиданные повороты, ситуации и персонажи библейских глав зеркально отражаются в московских главах, содействуя такому сюжетному завершению и раскрытию философского наполнения булгаковского повествования.