Сборник «Второе рождение»
В сборник вошли стихотворения 1930-1931 годов. Он знаменовал собой возвращение Пастернака к лирическому творчеству, от которого тот почти отошел в период кризиса и художественных поисков в области эпических форм. Непосредственным импульсом к написанию большинства стихотворений стал разрыв поэта с его первой женой и его женитьба на 3. Н. Нейгауз. «Второе рождение» — всеобъемлющая формула в художественном мире Пастернака, обозначающая особое состояние души, когда под воздействием сильного потрясения поэт как бы заново открывает для себя
Готовность принять современность со всеми ее противоречиями в залог будущего внимания с ее стороны к человеку пронизывает стихотворение, хотя современность здесь представлена не лучшими своими сторонами: в метафорическом строе произведения множество реалий тех лет . В этот период особое значение для Пастернака приобретает понятие «высшего начала», «упряжи»
Смысл окружающего мира — в нем самом, нужно только «проснуться и прозреть» — научиться его видеть и бескорыстно любить, и тогда станет понятным, для чего этот мир существует. Так, у человека, любящего женщину, не возникает вопросов, для чего он живет, потому что смысл его жизни — в самой любви. «Красавица моя, вся стать…» Стихотворение обращено к 3. Н. Нейгауз. Любовная тема здесь сопрягается с темой поэзии: и любовь и творчество для Пастернака — «вход и пропуск за порог» жизни, в бессмертие; они вырывают человека из замкнутого круга жизненной предопределенности и даруют ему вечность, причащая к первоосновам жизни . Поликлет — древнегреческий скульптор «Никого не будет в доме…» В стихотворении обращает на себя внимание прием одушевления природы: «никого… кроме сумерек». Гардина — плотная занавеска, закрывающая окно целиком. «Голод дровяной» — нехватка дров в начале 30-х гг. принуждала лишь поддерживать тепло в доме, из-за чего окна сильно замерзали. Портьера — плотный занавес на двери. «О, знал бы я, что так бывает…» От представления о том, что поэзия — не искусственное создание, что она разлита в природе, во всей нашей повседневной жизни, Пастернак неизбежно должен был прийти и к пониманию того, что всякий поступок в искусстве, особенно в современную ему эпоху, есть поступок «всерьез», в творчестве невозможно спрятаться от жизни.
Перед нею Художник несет нравственную ответственность и жизнью расплачивается за свои дела. Возможно, глубже понять это стихотворение поможет стихотворение Г. Гейне «Довольно! Пора мне забыть этот вздор…» , звучащее, например, в финале романа И. А. Гончарова «Обрыв»: И что за поддельную боль я считал, То боль оказалась живая — О Боже, я раненный насмерть — играл, Гладиатора смерть представляя! Разводить турусы на колесах — вести пустую болтовню. «Столетье с лишним — не вчера…» Для адекватного понимания этого стихотворения нужно не только знать политическую ситуацию начала 30-х гг. , но и вспомнить стихотворение А. С. Пушкина «Стансы» , первую строфу которого Пастернак здесь обыгрывает: В надежде славы и добра Гляжу вперед я без боязни: Начало славных дней Петра Мрачили мятежи и казни.
Пастернак вступает в спор с Пушкиным, пытавшимся найти оправдание злодействам, которыми сопровождались петровские преобразования, в благородстве и величии целей реформатора. В «Столетье с лишним — не вчера…» такая точка зрения называется «соблазном»: Пастернак утверждает нравственную ответственность будущих поколений перед теми, чьи жизни были принесены в жертву ради грядущего счастья. В четвертой строфе, кстати, опущенной по цензурным соображениям при первой публикации, акцент сделан именно на слове «мрачили». Хлыщ — франт, фат.
Моща — здесь: никчемный, слабый человек.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)