«О том, что знаю лучше всех на свете…»
Из опыта анализа стихотворений А. Т. Твардовского
В повседневной учительской суете, торопясь дочитать, понять, написать, вдруг застынешь над примелькавшейся строкой и совсем иначе, будто в первый раз, увидишь то, что стало привычным, и удивишься, пораженная своим открытием: «Надо же… Как здорово! Что же раньше-то не замечала?»
Пожалуй, так случилось у меня при чтении лирики А. Т. Твардовского, когда однажды попыталась отстраниться от сложившегося стереотипа: «тема», «идея», «даты», «по словам кого-то», «с точки
Вся суть в одном-единственном завете: То, что скажу, до времени тая, Я это знаю лучше всех на свете — Живых и мертвых, — знаю только я.
А потом начинается радостный труд постижения этого «завета» через поэтическое слово творца и «великолепного гражданина» своей страны Александра Трифоновича
Cледующий шаг — понятое, открытое тобой принести в класс, повести по своей проторенной тропе ребят, давая им урок человечности, ответственности, мужества.
З Накомство с лирикой поэта начинаю в 11-м классе со стилистического анализа, на мой взгляд, одного из главных стихотворений поэта. На доске и в тетрадях запись этого произведения:
Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны. В том, что они — кто старше, кто моложе — Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, — Речь не о том, но все же, все же, все же…
Учащимся предложены вопросы:
О чем же «речь» в этом стихотворении? В чем стилистическое своеобразие произведения? , значение словосочетаний остались там, кто старше, кто моложе.) Что можно сказать о лирическом герое?
Для быстроты и слаженности работы лучше обсуждение вопросов вести в группах, создающихся на основе принципов личностно ориентированного обучения.
Обычно Дети легко справляются со вторым, третьим вопросами. Путь к правильному ответу на первый вопрос будет долгим.
В этих шести строках внешне все предельно просто: нет тропов, незатейлива рифма , нет и книжных слов. Стихотворение написано живым разговорным языком, насыщенным фразеологизмами . Это вообще свойственно для поэтики стиха Твардовского.
Очевидно в стихотворении несовпадение смыслового и ритмического построения строк . Это придает стиху естественную разговорную интонацию, вызывает у читателя ощущение участника доверительной беседы, уверенность в искренности чувств лирического героя. В стихотворении нет пауз между строками — это монолог автора, произнесенный на одном дыхании.
Обратим внимание на емкость выражения «кто старше, кто моложе». Этими немногими словами автор сказал, что на войне погибло несколько поколений. Ее участниками были люди рождения последнего десятилетия XIX века и 20-х годов XX века — отцы, сыновья, внуки.
Можно сделать и другой акцент на этом фразеологизме: война одинаково беспощадна в своей уничтожающей, хищнической, разрушительной сущности, она не делает различий между молодостью, зрелостью, немощной старостью.
С тихотворение — элегия, раздумье автора о своем долге перед павшими на войне. «Остались там» — так философски глубоко А. Т. Твардовский обозначает потери, связанные с войной. «Там» можно толковать неоднозначно. «Там» — в прошлом, уже отдаленном временем, но не дающем покоя. «Там» — это «заполненный товарищами берег», теми, «чьи могилы где-нибудь еще у Волги обтекали глиной», теми, «что под самою Москвой в снегах глубоких заняли постели», «отошедшими от нас» , то есть это небытие, которое, как ни парадоксально, осязаемо, ощутимо… «Там» — страница тревожной, больной памяти.
В стихотворении особое значение имеют местоимения. Очевидно противопоставление «я»-«они». «Они» синонимично слову «другие» и выражению «кто старше, кто моложе». Это противопоставление, точнее, противостояние, возникшее по воле злого, вихревого, страшного времени, не дает покоя лирическому герою.
Именно оно виновно в том, что доводы разума уступают беспокойной совести . И троекратное повторение в последней строке слов «все же» утверждает этот нравственный долг перед теми, кто «остался там».
«Это «все же», — делился своими мыслями о стихотворении Григорий Бакланов, — не одного его сопровождало и сопровождает в послевоенной выпавшей нам жизни. Но только он смог так за всех сказать» .
Незадолго до опубликования стихотворения Твардовский изменил его концовку. В верстке она выглядела так:
Речь не о том, но все же. Что же — все же? Не знаю.
Только знаю, в дни войны На жизнь и смерть у всех права равны.
Первая строка далеко не совершенна. Вторая и третья — не соответствуют общей тональности стихотворения, и смысл их общеизвестен и прост: «никакой моей вины» нет, так судьба распорядилась. Последняя строка окончательной редакции больше соответствует тягостному раздумью автора, она богаче своей обобщенностью, взволнованностью.
В воспоминаниях о Твардовском поэт Анатолий Жигулин рассказал, как Александр Трифонович предложил ему исправить концовку стихотворения «Москва слезам не верит»:
Я сам теперь не верю в слезы, Я верю в мужество людей!..
«Перепишите конец! Сделайте его теплее, тоньше, человечнее… Зачем эта твердокаменность: «Не верю в слезы»!
Слезам нужно верить…» . А. Жигулин переписал стихи. И впоследствии, перечитывая произведения А. Т. Твардовского, понял, что его совет был не случаен. «Теплее, тоньше, человечнее» — это афористично выраженные этические и эстетические принципы поэта.
Ч Еловечность, совестливость, великое чувство ответственности — основные черты героя и автора стихотворения «Я знаю, никакой моей вины…».
«Лелеющая душу» гуманность поэзии Твардовского — в необыкновенной сопричастности людскому горю, в глубоко нравственной жизненной позиции поэта. Об этом и «речь» в стихотворении. А чтобы определить нравственное кредо поэта, разгадать тот «один-единственный завет», который оставил Александр Трифонович потомкам своей лирикой, нужно попытаться понять глубину идейно-художественного значения таких стихотворений, как «Я убит подо Ржевом», «Горные тропы», «Сыну погибшего воина», «В тот день, когда окончилась война…», «Две строчки», «К обидам горьким собственной персоны…».
Перед началом индивидуально-групповой работы над предложенными произведениями еще раз акцентируется внимание учащихся на вопросе: «В чем суть «одного-единственного завета», о котором А. Т. Твардовский, по его словам, знает «лучше всех на свете — живых и мертвых»?» Работая над предложенными стихотворениями, дети должны попытаться ответить на частные вопросы:
А) тема и идея произведения; б) движение мысли и чувства в художественном тексте; в) система художественных образов; г) жанровое своеобразие; д) черты лирического героя; е) соотносима ли идея этого произведения с понятием «завет»?
Можно поручить ответить на главный вопрос урока одному-двум сильным ученикам, они обобщат групповую работу по анализу указанных стихотворений. Уместно начать разговор о «завете» с произведения «Две строчки».
Удивляет поэтическая зоркость А. Т. Твардовского. Уже в начале произведения он поясняет выбранное название. Две строчки из записной книжки, посвященные размышлениям о судьбе мальчишки-солдата, стали темой стихотворения. Вызывает душевную боль у нас этот образ «бойца-парнишки», убитого на «незнаменитой» финской войне.
Читателю становится невероятно «жалко той судьбы далекой». «Маленький», «убитый», «по-детски неумело» лежащее тело мальчика — все эти определения несут боль потери, сострадание, неравнодушие к человеку. Соотнесенность лирического «я» и погибшего мальчика-воина дает понять читателю, что для А. Т. Твардовского нет незначительных судеб, незначительных жизней — каждая важна, неповторима, уникальна; с потерей любого человека, оставшегося в памяти, уходит частичка тебя самого. А подтверждение этому учитель поможет ребятам найти в стихотворении «Мне памятно, как умирал мой дед…»:
И я какой-то частью умирал, С любым из них Как будто числясь в паре.
Эту же боль, такое же сострадание к ушедшим из жизни испытывает читатель, знакомясь со стихотворением «Я убит подо Ржевом».
В самом названии стихотворения скрыто глубокое значение. Оксюморон «я убит…» для читателя как вызов, примерно то же, что и «мертвые души». Привычно, нормально — «он убит» и «я живу». О себе несуществующем, выбывшем из числа живых в первом лице не скажешь.
Но в этом «я убит» заключен огромный смысл, который и поясняется стихотворением.
Смерть в боях за святая святых — за Родину, за будущее — не вычеркивает человека из бытия, его жизнь, растворяясь в земном благополучии, сливается с общенародной жизнью, с общенациональным потоком существования.
Я — где корни слепые Ищут корма во тьме; Я — где с облачком пыли Ходит рожь на холме… ……………………………………. Я — где ваши машины Воздух рвут на шоссе… …………………………………………… В нем, том счастье, бесспорная Наша кровная часть…
«Мыслимый голос» убитого воина соединяет погибших и живых в единой ответственности за судьбу отчизны, примиряет внутреннее противоречие избежавших гибели:
И никто перед нами Из живых не в долгу, Кто из рук наших знамя Подхватил на бегу…
П Авшими живым завещана цветущая родимая земля, им завещано быть счастливыми и служить своей Отчизне . Живым завещана и ответственность перед павшими за судьбу страны:
И беречь ее свято, Братья, счастье свое — В память воина-брата, Что погиб за нее.
В этом стихотворении, как и в произведении «Я знаю, никакой моей вины…», интересно использование местоимений. То же противопоставление: я, мы, наша — вы, ваше. Но это противопоставление замыкается, снимается на понятии «своя земля», «родимая отчизна». «Ваше», «наша» — земля «своя», «родимая». В состоянии высочайшего накала патриотизма человек воспринимает себя и свой народ как единое «кровное сообщество» живых и павших, отошедших в прошлое поколений и потомков, как единое целое с родной землей. А такое единение — своеобразное толкование понятия родины.
Родина — это и пространственное, и нравственно-этическое, и вневременное понятие.
Составное этого понятия — народ, именно единство прошлого, настоящего, будущего в судьбе народа и делает понятие родины вневременным, неделимым, совокупным. Эта мысль, на мой взгляд, становится очевидной при вдумчивом чтении стихотворения «В тот день, когда окончилась война…». Размышляя об этом единстве погибших и живых, А. Т. Твардовский пишет:
Что ж, мы — трава? Что ж, и они — трава? Нет, не избыть нам связи обоюдной.
Не мертвых власть, а власть того родства, Что даже смерти стало неподсудно.
И снова поэт говорит об ответственности перед павшими, но уже об ответственности не в обобщенном ее значении, а вполне конкретном — об ответственности за свой нравственный выбор:
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу, Как у живых, — я так же вам обязан. И если я, по слабости, солгу, Вступлю в тот след, который мне заказан… ……………………………………………………………. Я ваш укор услышу бессловесный.
Трогают строки письма матери погибшего воина, письма, которое она, услышав стихотворение «В тот день, когда окончилась война…», не удержавшись от желания излить душу, отправила А. Т. Твардовскому: «Вы говорите про День Победы и про салют, который соединил живых с мертвыми, и что этот салют — это было прощание и что каждый салют Вам напоминает о погибших, о которых Вы не забываете никогда. Слушая Вас, я была потрясена, я плакала и сейчас плачу…» .
Т Ема «следа», «тропы» определена названием стихотворения «Горные тропы». Слова «след», «тропа», «дорога», «мост» приобретают переносное значение и становятся в конце произведения нравственными категориями. Продолжая тему единого потока народной жизни, А. Т. Твардовский своеобразно определяет назначение отдельной человеческой судьбы: для каждого из нас во многом путь облегчен предшествующим поколением, задача ступающего сегодня по земле — сделать сильнее того, кто пойдет следом. Так ложится дорога, определяется судьба народа:
Знай и в работе примерной: Как бы ты ни был хорош, Ты по дороге не первый И не последний идешь.
И здесь звучит тема ответственности, но уже не просто перед предшественниками и последователями, а ответственности за судьбу народа.
В связи с этим невольно хочется вновь вернуться к теме вины перед павшими, оставшимися «там», на той «большой войне жестокой». А может, эта не дающая покоя боль сердца оттого, что «все они — кто старше, кто моложе» — стали мостом, соединяющим оборванную пропастью дорогу, связали, жертвенно замкнули собой путь, по которому идет наш народ? Они, до времени ушедшие, не дали разорваться цепи из прошлого, настоящего, будущего, свои жизни положив на алтарь Отечества.
К теме «пути» и «следа» А. Т. Твардовский обращается вновь и вновь. Очевидно, что к нравственным категориям относится слово «путь» в стихотворении «Сыну погибшего воина».
Здесь та же нить: «прошлое — настоящее — будущее», та же тема ответственности живого перед павшими. Но Твардовский определяет тот нравственный выбор, который иначе называется правильной жизненной позицией. Правда, поэт идет к утверждению через отрицание. «Постыдный путь» —
…если ты, случится как-нибудь, По глупости, по молодости ранней… Забыв о чести, долге и призванье…
Посмеешь
Товарища в беде не поддержать, Во чье-то горе обратить забаву, В труде схитрить. Солгать. Обидеть мать.
С недобрым другом поравняться славой…
Вот мы вновь обращаемся к теме «завета», к основному вопросу урока. В конце двухчасовой работы по лирике А. Т. Твардовского учащиеся попытаются сформулировать свой ответ в виде тезиса. Вероятно, он может быть таким: «Поэт, понимая значимость каждой человеческой жизни, утверждает, что ни одна судьба не может быть оторвана от судьбы народа и каждый из нас в ответе за свою и общую судьбу, в ответе и перед предшественниками, и перед потомками, перед теми, кто героически пал в боях за Родину, за будущее.
Чтобы твой жизненный путь был ненапрасным, нельзя свернуть с дороги, необходимо правильно решить проблему нравственного выбора, сделать его соответственно идеалам своего народа».
Возможно, дети расставят иначе акценты в своем выводе, но в любом случае этот разговор будет очень важным, потому что он о главном — о патриотизме, о том, чего сегодня мы стесняемся и что так нам всем необходимо.
С теми же темами и идеями, соединяющимися в завет-предостережение, мы столкнемся в поэме «По праву памяти». И чтобы понять это итоговое произведение Твардовского, будет совершенно необходим подобный анализ указанных стихотворений.
У Рок ответственности и памяти дает нам поэт всем своим творчеством. О нашем долге перед Александром Трифоновичем размышляет Андрей Турков в конце упомянутой статьи «Я не ранен. Я — убит»: «На нынешнем этапе нашей жизни нет недостатка в критике минувших десятилетий. Не щадят и Твардовского… и его журнал, который, дескать, был недостаточно смел и последователен в анализе и критике прошлого режима. А мне все вспоминается сказанное некогда Герценом об отношении современного ему поколения к предшественникам, «выбившимся из сил, усиливаясь стащить с мели глубоко врезавшуюся в песок барку нашу»: «Оно их не знает, забыло, не любит, отрекается от них, как от людей менее практических, дельных, менее знавших, куда идут; оно на них сердится и огулом отбрасывает их как отсталых…
Мне ужасно хотелось бы спасти молодое поколение от исторической неблагодарности и даже от исторической ошибки». Какие верные и злободневные слова!»
(1 votes, average: 5,00 out of 5)