Царскому Селу — 305 лет
24 июня 2015 года в России будет отмечаться юбилей Царского Села . Это место по праву считается у нас колыбелью русской литературы. Его можно назвать и отечественным Парнасом, и поэтической столицей России.
«Словно золоченые завитки рокайля, нарядные и на-ивные, извиваются сладкие похвалы Царскому Селу в стихах Ломоносова, Богдановича, Державина, и музыка их звучит, как мелодия менуэта в огромной, гулкой галерее Большого Дворца, — так начинает свою книгу «Город муз. Царское Село в поэзии» Э. Голлербах. — Сотни огней дробятся в зеркалах,
Как если зданиям прекрасным Умножить должно звезд число, Созвездием являться ясным Достойно Царское Село…»
Эту же одическую интонацию подхватит в своем отроческом стихотворении Пушкин:
С холмов кремнистых водопады Стекают бисерной рекой, Там в тихом озере плескаются наяды Его ленивою
Не се ль Элизиум полнощный, Прекрасный Царскосельский сад, Где, льва сразив, почил орел России мощный На лоне мира и отрад?
К царскосельским садам, райским садам своей лицейской юности, Пушкин будет возвращаться мыслью всю жизнь. В ссылке, в одиночестве он, москвич, назовет Царское Cело — отечеством, причем не только своим, но и всеобщим: «Нам целый мир чужбина; // Отечество нам Царское Село». Как свою поэтическую родину он утвердит это место и в восьмой главе «Онегина»:
В те дни, когда в садах Лицея Я безмятежно расцветал, Читал охотно Апулея, А Цицерона не читал, В те дни в таинственных долинах, Весной, при кликах лебединых, Близ вод, сиявших в тишине, Являться муза стала мне. Моя студенческая келья Вдруг озарилась: муза в ней Открыла пир младых затей…
Пушкинская очарованность Царским Селом передастся русской поэзии по наследству. С особой силой она вспыхнет в поэзии Ахматовой, лелеющей «еле слышный шелест» пушкинских шагов в царскосельских аллеях. Ее детство тоже пройдет в этом городе, но уже на исходе благословенного XIX века.
Пока же, в середине столетия, Царское Село, оставаясь местом литературным, меняет свой «знак»: «В эпоху Пушкина Царское Село — колыбель поэзии, — после пушкинской эпохи оно становится богадельней поэзии: поэты не начинают здесь жизнь, а кончают ее. Здесь если не смерть, то закат Тютчева, Вяземского; позднее — ранний закат Анненского». Неожиданное замечание Э. Голлербаха вызывает в памяти тютческие строки, осенние, вечерние, грустные:
Осенней позднею порою Люблю я царскосельский сад, Когда он тихой полумглою, Как бы дремотою, объят И белокрылые виденья На тусклом озера стекле В какой-то неге онеменья Коснеют в этой полумгле…
И на порфирные ступени Екатерининских дворцов Ложатся сумрачные тени Октябрьских ранних вечеров — И сад темнеет, как дуброва, И при звезда́х из тьмы ночной, Как отблеск славного былого, Выходит купол золотой…
«Последний из царскосельских лебедей», Иннокентий Анненский, тоже по-своему выразил грустное очарование этих мест. «Чтобы до конца проникнуться лирикой Анненского, — утверждает Э. Голлербах, — нужно пережить что-то большое в тишине осеннего парка, нужно прислушаться к тому, о чем шелестят «раззолоченные», но чахлые сады «с соблазном пурпура на медленных недугах», прислушаться к напевам осени, почувствовать сладкую боль одиночества и «красоту утрат»».
«Там стала лебедем Фелица // И бронзой Пушкин молодой», — скажет о Царском Селе Анненский. При его непосредственном участии в 1899 году здесь был открыт ставший знаменитым памятник Пушкину-лицеисту:
На синем куполе белеют облака, И четко в высь ушли кудрявые вершины, Но пыль уж светится, а тени стали длинны, И к сердцу призраки плывут издалека. Не шевелись — сейчас гвоздики засверкают, Воздушные кусты сольются и растают, И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет, С подставки на траву росистую спрыгнет.
Настоящей музой Царского Села станет Анна Ахматова. Это город ее детства и юности, город встречи с Гумилевым, город памяти:
Все души милых на высоких звездах. Как хорошо, что некого терять И можно плакать. Царскосельский воздух Был создан, чтобы песни повторять.
У берега серебряная ива Касается сентябрьских ярких вод. Из прошлого восставши, молчалива Ко мне навстречу тень моя идет.
Здесь столько лир повешено на ветки, Но и моей как будто место есть… А этот дождик, солнечный и редкий, Мне утешенье и благая весть.
Это стихотворение помечено 1921 годом, годом смерти Гумилева. Как-то по-особому отзовется оно в позднем, написанном на рубеже 60-х, стихотворении:
Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли, Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ. Одичалые розы пурпурным шиповником стали, А лицейские гимны все так же заздравно звучат.
Полстолетья прошло… Щедро взыскана дивной судьбою, Я в беспамятстве дней забывала теченье годов, — И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою Очертанья живые моих царскосельских садов.
«Царское Село в литературе» — тема безбрежная. Из стихов, посвященных этому месту, составляются поэтические антологии. В наших коротких юбилейных заметках мы перелистали лишь некоторые их страницы. И напоследок — стихотворение царскосела Вс.
Рождественского, в котором можно и увидеть некий итог, обобщение темы, и расслышать голоса разных поэтов, узнать скрытые цитаты, расшифровать имена.
Город Пушкина
Нет, не мог он остаться в былом! Неподвластный обычным законам, Бывший некогда Царским Селом, Стал он царственных муз пантеоном.
Видел город сквозь грохот и тьму Над собой раскаленное небо, Вражьей злобой прошло по нему Беспощадное пламя Эреба.
Но над пеплом есть праведный суд, И ничто не уходит в забвенье. Музы, в свой возвращаясь приют, За собою ведут поколенья.
Сколько струн, незабвенных имен Слышно осенью в воздухе мглистом, Где склоняются липы сквозь сон Над бессмертным своим лицеистом!
К белым статуям, в сумрак аллей, Как в Элизиум древних видений, Вновь на берег эпохи своей Возвращаются легкие тени.
На любимой скамье у пруда Смотрит Анненский в сад опушенный, Где дрожит одиноко звезда Над дворцом и Кагульской колонной.
А старинных элегий печаль Лечит статуй осенние раны, И бросает Ахматова шаль На продрогшие плечи Дианы.
Юность Пушкина, юность твоя Повторяют свирели напевы, И кастальская льется струя Из кувшина у бронзовой девы.