Социально-философские обобщения в рассказе И. А. Бунина «Господин из Сан-Франциско»
Рассказ И. А. Бунина «Господин из Сан-Франциско» увидел свет в 1915 году. В первоначальном варианте произведению предшествовал эпиграф, взятый из Апокалипсиса: «Горе, горе тебе Вавилон, город крепкий!» Уже эти слова готовили читателя к восприятию произведения, рассказывающего не столько о частной судьбе, сколько, на ее примере, — о судьбах мира и человечества. В «Господине из Сан-Франциско» говорится о последних месяцах жизни богатого американского бизнесмена, устроившего для своей семьи длительное и насыщенное «удовольствиями»
План и маршрут путешествия изложены здесь с деловой четкостью и обстоятельностью — с целью характеристики героя произведения: «В декабре и январе он надеялся наслаждаться солнцем Южной Италии… карнавал он думал провести в Ницце, в Монте-Карло, … начало марта он хотел посвятить Флоренции, к страстям господним приехать в Рим…» Автор показывает, что все учтено и продумано господином
И действительно — вскоре план героя начинает рушиться. Нарушение ожиданий миллионера и его растущее недовольство соответствуют в структуре сюжета завязке и развитию действия. Главный «виновник» раздражения богатого туриста — неподвластная ему капризная природа.
Именно она, как олицетворение Вселенной, неподвластной ни одному, даже самому богатому, человеку, заставляет господина отправиться из Неаполя на Капри. А далее мы читаем: «В день отъезда, — очень памятный для семьи из Сан-Франциско!.. — Бунин использует в этом предложении прием предвосхищения скорой развязки, опуская уже ставшее привычным слово «господин», — … даже и с утра не было солнца». Будто желая чуть-чуть отдалить неумолимо приближающуюся катастрофическую кульминацию, писатель чрезвычайно тщательно, с использованием микроскопических подробностей, дает описание переезда, панораму острова, сообщает детали гостиничного сервиса и, наконец, посвящает полстраницы аксессуарам одежды готовящегося к позднему обеду господина. Однако сюжетное движение неостановимо: наречием «вдруг» открывается кульминационная сцена, рисующая внезапную и «нелогичную» смерть главного героя: «Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха — и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, осветив весь рот золотом пломб, голова завалилась на плечо и замоталась, грудь рубашки выпятилась коробом — и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то».
Казалось бы, рассказ на этом должен быть закончен: тело богатого покойника в просмоленном гробе будет спущено в трюм все того же парохода и отправлено домой, «на берега Нового Света». Однако границы рассказа оказываются шире границ истории о неудачнике-американце. По воле автора повествование продолжается, и выясняется, что поведанная история — лишь часть общей картины жизни. Перед нами проходят панорама Неаполитанского залива, зарисовка уличного рынка, колоритные образы лодочника Лоренцо, двух абруццких горцев и — самое важное — обобщающая лирическая характеристика «радостной, прекрасной, солнечной» страны: «и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем…». Таким образом, движение от экспозиции до развязки оказывается лишь фрагментом неостановимого потока жизни, преодолевающего границы частных судеб.
Финальная страница рассказа возвращает нас к описанию знаменитой «Атлантиды» — парохода, возвращающего мертвого господина в Америку. Этот композиционный повтор не только придает рассказу завершенность, но и укрупняет масштаб созданной в произведении картины. События рассказа очень точно «привязаны к календарю» и вписаны в географическое пространство.
Путешествие, распланированное на два года вперед, начинается в конце ноября , а внезапно прерывается в декабрьскую, скорее всего, предрождественскую неделю. Благодаря этой неявной календарной подробности содержание рассказа обогащается новыми гранями смысла: речь в нем идет не только о частной судьбе безымянного господина, но о жизни и смерти как ключевых — вечных — категориях бытия. И это дает нам полное право говорить, что рассказ Бунина «Господин из Сан-Франциско» — рассказ о сложном и драматическом взаимодействии социального и природно-космического в человеческой жизни, о близорукости людских претензий на господство в этом мире, о непознаваемой глубине и красоте Вселенной — той красоте, которую, по словам автора, «бессильно выразить человеческое слово».