Система образов в повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича»
В повести «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицын рассказывает всего об одном дне в лагере, ставшим символом страшной эпохи, в которой жила наша страна. Осудив бесчеловечную систему, писатель вместе с тем создал образ подлинно национального героя, сумевшего сохранить лучшие качества русского народа. Воплощен этот образ в главном герое повести — Иване Денисовиче Шухове.
Кажется, нет в этом герое ничего особенного. Так, например, он подводит итоги прожитого дня: «На дню у него выдалось много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок
Именно так. Автор нисколько не иронизирует над Шуховым, а симпатизирует ему, уважает своего героя, живущего в согласии с самим собой и по-христиански принимающего невольное положение. Иван Денисович любит работать. Его принцип: заработал — получай, «а на чужое добро брюха не распяливай».
В том, с какой любовью он занят делом, чувствуется радость мастера, свободно владеющего
Так спасаются люди слабые, пытающиеся выжить за счет других, «на чужой крови». Такие люди выживают физически, но погибают нравственно. Шухов не такой.
Он всегда рад запастись лишней пайкой, раздобыть табаку, но не как Фетюков, который «в рот засматривает, и глаза горят», и «слюнявит»: «Да-айте разок потянуть!». Шухов раздобудет табак так, чтобы не уронить себя: разглядел Шухов, что «однобригадник его Цезарь курил, и курил не трубку, а сигарету — значит, подстрельнуть можно». Занимая очередь за посылкой для Цезаря, Шухов не спрашивает: «Ну, получили? — потому что это был бы намек, что он очередь занимал и теперь имеет право на долю.
Он и так знал, что имеет. Но он не был шакал даже после восьми лет общих работ — и чем дальше, тем крепче утверждался». Кроме Шухова, в повести немало эпизодических персонажей, которых автор вводит в повествование для создания более полной картины всеобщего ада.
В одном ряду с Шуховым такие, как Сенька Клевшин, латыш Кильдигс, кавторанг Буйновский, помощник бригадира Павло и, конечно, сам бригадир Тюрин. Это те, кто, как писал Солженицын, «принимают удар». Они живут, не роняя себя и «слов никогда не роняя». Неслучайно, наверное, это по преимуществу люди деревенские. Особенно интересен образ бригадира Тюрина, попавшего в лагерь как сын раскулаченного.
Он для всех — «отец». От того, как он наряд закрыл, зависит жизнь всей бригады: «Хорошо закрыл — значит, теперь пять дней пайки хорошие будут». Тюрин и сам жить умеет, и за других думает. Кавторанг Буйновский тоже из тех, «кто принимает на себя удар», но, по мнению Шухова, часто бессмысленно рискует. Например, утром на проверке надзиратели приказывают расстегнуть телогрейки — «и лезут перещупывать, не поддето ли чего в обход устава».
Буйновский, пытаясь отстоять свои права, получил «десять суток строгого». Бессмыслен и бесцелен протест кавторанга. Шухов надеется только на одно: «Придет пора, и капитан жить научится, а пока еще не умеет.
Ведь что такое «Десять суток строгого»: «Десять суток здешнего карцера, если отсидеть их строго и до конца, — это значит на всю жизнь здоровья лишиться. Туберкулез, и из больничек уже не вылезешь». И Шухову, с его здравым смыслом, и Буйновскому, с его непрактичностью, противопоставлены те, кто избегает ударов.
Таков кинорежиссер Цезарь Маркович. Он живет лучше других: у всех шапки старые, а у него меховая . Все на морозе работают, а Цезарь в тепле в конторе сидит. Шухов не осуждает Цезаря: каждый хочет выжить.
Цезарь принимает услуги Ивана Денисовича как само собой разумеющееся. Шухов приносит ему в контору обед: «Цезарь оборотился, руку протянул за кашей, на Шухова и не посмотрел, будто каша сама приехала по воздуху». Такое поведение, как мне кажется, нисколько не украшает Цезаря. «Образованные разговоры» — вот одна из отличительных черт жизни этого героя.
Он образованный человек, интеллектуал. Кино, которым занимается Цезарь, — игра, то есть ненастоящая жизнь. Цезарь пытается отстраниться от лагерной жизни, играет.
Даже в том, как он курит, «чтобы возбудить в себе сильную мысль и дать ей найти что-то», сквозит артистизм. Цезарь любит поговорить о кино. Он влюблен в свое дело, увлечен своей профессией.
Но нельзя отделаться от мысли, что желание поговорить об Эйзенштейне во многом связано с тем, что сидел Цезарь целый день в тепле. Он далек от лагерной реальности. Его, как и Шухова, не занимают «неудобные» вопросы.
Цезарь сознательно уходит от них. То, что оправдано для Шухова, беда для кинорежиссера. Шухов иногда даже жалеет Цезаря: «Небось много он об себе думает, Цезарь, а не понимает в жизни ничуть».
Понимает же о жизни больше остальных сам Иван Денисович со своим крестьянским складом ума, с ясным практическим взглядом на мир. Автор считает, что от Шухова не нужно ждать и требовать осмысления исторических событий.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)