Алексей Иванович
Недавно, готовя цикл телевизионных передач «Писатели детства», я перечитал все доступные мне его Сочинения, включая записные книжки, воспоминания о нем, говорил с людьми, его знавшими… Но так и не нашел точного ответа на вопрос: почему Алексей Иванович Еремеев, с таким упорством подписывавший свои произведения псевдонимом «Л. Пантелеев», с раздражением поправлял тех, кто обмолвившись называл его «Леонидом Пантелеевым»? И тем более, почему он за этот псевдоним все же держался?!
Появились только предположения, версии…
Читаешь
Для сравнения — его литературные учителя Самуил Маршак и Корней Чуковский удостоились такой чести лишь единожды. Множество переводов на иностранные языки. Рассказ «Честное слово» вошел в школьные программы, стал хрестоматийным, экранизирован, как и многие другие его произведения — «Пакет», «Часы», «Большая стирка»… «Республика Шкид» сорок лет не сходит с экранов… Книга
Наконец, несколько монографий о его жизни и творчестве…
Все хорошо, даже прекрасно. Но опять вспоминаешь этот псевдоним… Пантелеев.
Точнее, Л. Пантелеев… Взял он его по своей детской кличке, полученной в знаменитой Шкиде. А кличка пришла от знаменитого налетчика 1920-х годов — Леньки Пантелеева. О нем и в наше время сняли эдакий романтический сериал.
Но «Л» в этом литературном имени ничего не означает, это просто его часть. А от рождения нашего писателя звали Алексей и носил он, как у нас и положено, фамилию отца: Еремеев.
Благополучное детство Алеши Еремеева кончилось в тысяча девятисот семнадцатого году. Отец пропал без вести на фронте Первой мировой, мать, Александра Васильевна, стараясь в круговерти Гражданской войны сохранить жизнь и здоровье троих своих детей, в поисках пропитания отправилась с ними во глубину России. В скитаниях, в безработице как-то незаметно для самого себя Алексей стал подворовывать, искать быстрые способы заработка, которые почти всегда заканчивались встречами с работниками детприемников, милиционерами…
В конце 1921 года Алексей попал в петроградскую Комиссию по делам несовершеннолетних, а оттуда был отправлен в Школу социально-индивидуального воспитания имени Достоевского, знаменитую Шкиду.
Это был счастливый случай. В Шкиде он провел не так много времени — всего два года, но этого хватило, чтобы выстроить всю последующую жизнь, которая оказалась долгой.
После ухода из Шкиды Алексей стал искать себя. Читать любил с детства, даже имел в семье прозвище — «Книжный Шкаф». Поэтому начал пробовать силы в литературе, искал счастья в кинематографе…
Однажды его шкидский товарищ, Гриша Белых, предложил писать книгу о родной школе…
Через два месяца повесть «Королевство Шкид», предусмотрительно переименованная в «Республику Шкид» , была готова.
Передать ее в какое-то издательство приятели побоялись. Отнесли рукопись в отдел народного образования, потому что знали там заведующую. Отнесли и долгое время не решались справиться о ее судьбе.
Не знали, что повесть уже попала в Дом книги к Самуилу Маршаку и Евгению Шварцу…
Когда книга вышла, ее сразу прочитал Горький — и настолько увлекся, что стал рассказывать о ней многим. Директора школы Виктора Николаевича Сороку-Росинского, Викниксора, он вскоре назовет «новым типом педагога», «монументальной и героической фигурой». А в письме к педагогу Макаренко Горький сказал, что Викниксор «такой же герой и страстотерпец», как и сам Макаренко.
О сердечном рыцарственном Викниксоре написано, к сожалению, не очень много. Правда, в этом году вдруг появились чудесные воспоминания Ривы Шендеровой «Любимый учитель: Виктор Николаевич Сорока-Росинский в 1948-1960 гг.» .
Однако Макаренко, выходившему тогда на лидирующее место в советской педагогике, «Республика Шкид» не понравилась. Он прочел ее не как художественное произведение, а как документальное, и увидел в нем лишь «добросовестно нарисованную картину педагогической неудачи», слабости в работе Сороки-Росинского.
Макаренко можно понять. Человек от природы добрый, наделенный даром педагога, он был интеллектуально ограничен и к тому же работал в жесткой системе исправительных учреждений НКВД. Скрывавший то, что его брат — белогвардейский офицер, вынужденный покинуть родину и живший теперь в изгнании, Макаренко не смог или не захотел принять воспитательную систему Сороки-Росинского.
Хотя внешне они были даже похожи.
И Макаренко, и так же невзлюбившая Сороку-Росинского Крупская, мнившая себя вождем педагогики по-советски, ставили теорию впереди практики. Они вольно или невольно формировали то, что будет названо принципами коммунистического воспитания и окажется совершенно отчужденным от запросов живой человеческой личности, греховной и возвышенной одновременно.
А Сорока-Росинский всей своей деятельностью противостоял этой прагматике, где коллектив — все, человек — ничто. Каким-то почти мистическим образом его школа носила имя великого духовидца Достоевского, взывавшего к восстановлению погибающего человека, а заведение Макаренко называлось — трудовая коммуна имени Ф. Дзержинского, в прославление одного из главных большевистских головорезов.
Через десять лет и сама повесть «Республика Шкид» оказалась под запретом. Григорий Белых, талантливый писатель, в 1936 году был безвинно арестован и через два года умер в тюремной больнице… В последующие годы Алексею Ивановичу не раз предлагали переиздать «Республику Шкид» без имени соавтора, объявленного врагом народа, но он неизменно отказывался — и дождался своего времени. В начале 1960-х годов начались переиздания книги.
Кроме того, в 1965 году Алексей Иванович подготовил к печати и выпустил повесть Белых «Дом веселых нищих»…
«Республика Шкид» дала молодым писателям не только имя. Они создали в ней тип героя, столь желанного советской литературе, так называемого нового человека. Были «бывшие воришки», как однажды с мужской сердечностью назвал их Горький, а став «воспитанниками этой школы», смогли написать замечательную книгу.
И казалось: пиши так и дальше, воспевай героев нового времени. Но хотя соавторы навсегда остались друзьями, соавторство больше не складывалось.
Алексей Иванович Еремеев, он же Л. Пантелеев, стал искать тему для второй книги, которая, как известно, становится настоящей профессиональной проверкой писателя. И тема вскоре нашлась. И опять она оказалась связанной с детством.
Пантелееву предложили написать рассказ о каком-то героическом случае для нового детского альманаха. И он написал «Пакет».
Это странный рассказ. В его основу легла история, происшедшая с отцом Алексея Ивановича в годы Русско-японской войны, на Пасху 1904 года. За своевременную доставку важного донесения Еремеев-старший получил орден Святого Владимира с мечами и бантом и потомственное дворянство…
Л. Пантелеев потом рассказывал подробности создания «Пакета» и удивлялся, как это у него ловко получилось. Война против Японии превратилась в гражданскую, хорунжий стал буденновцем, а Владимирский крест с мечами и бантом — орденом боевого Красного Знамени. И «главное — идейная подоплека подвига стала иной…»
Уже написав рассказ, сделав сценарий о похождениях бывшего буденновца в мирное время, увидев две экранизации «Пакета», Алексей Иванович Еремеев понял, что не очень-то совместился подвиг его отца с новыми обстоятельствами, в которых действует его персонаж.
Там была война с неприятелем, с другой державой, здесь война гражданская, когда раскололась нация, когда брат пошел на брата.
Думаю, «Пакет» стал для Алексея Ивановича произведением переломным.
Писатель не только осознал, что подлинного героизма на гражданской войне нет и быть не может. Он понял, что общество, которое построено по законам так называемой классовой морали, обречено на тяжелейшее нравственное поражение.
И человек сильный, мужественный, волею судеб оказавшийся не просто писателем, но писателем детским, стал искать сюжеты для своих произведений в собственном детстве. Шедевры Л. Пантелеева — оттуда, он сам рассказал об этом в статьях о своем творчестве, — «Честное слово», «На ялике»… Это о тех моральных устоях человека, которые не зависят от того, кто стоит у власти.
Но Алексей Иванович Еремеев не смог сделать главного признания. Не сказал о том, что узнали читатели и почитатели только после его кончины, когда была издана повесть «Верую…», написанная им в последнее десятилетие жизни.
В ней он подводит итоги жизненного пути, честно и без поблажек к себе рассказывает о своей жизненной драме, драме верующего человека в атеистическом государстве, каким был Советский Союз.
В этой книге он попрощался с «Л. Пантелеевым».
Остался Алексей Иванович Еремеев, молящийся по утрам и выстаивающий литургии в Князь-Владимирском соборе.
«Всю жизнь исповедуя христианство, я был плохим христианином…» — так начинается повесть «Верую…».
Этот суд писателя над самим собой можно принять, но трудно признать его полностью справедливым.
Может быть, своим полупрозрачным литературным именем Алексей Иванович хотел всего лишь отодвинуться от своего происхождения? В 1920-е годы носить фамилию бандита было безопаснее, чем указать, что отец у тебя — казачий офицер, а мать — дочь купца первой гильдии, даром что из архангельско-холмогорских крестьян. Проще — удобнее — сохранить свою принадлежность к великому племени беспризорников и правонарушителей.
А потом он долгие годы возвращался к себе, к своей фамилии, к тем ценностям, которые с детства стали для него единственными. Тайно посещал храмы, ежедневно молился… Рассказал, как исповедался, о своей жизни в покаянной повести «Верую…». Всю жизнь вел записные книжки, откровенные, опасные в мире, где ему выпало жить, но — единственно возможные для настоящего писателя.
А он и стал настоящим писателем.
22 августа 2008 года исполняется сто лет со дня рождения Алексея Ивановича Еремеева, раба Божьего, глубоко верующего православного христианина, проведшего последние годы жизни в трагическом одиночестве и в глубоких раздумьях о превратностях земной своей судьбы. Он скончался 9 июля 1989 года, совсем немного не дожив до восстановления исконного имени его родного города — Санкт-Петербурга.
Но это ли не чудо?! Алексей Иванович Еремеев Ушел от нас, но книги его живут и будут жить, пока на Земле существует русский язык, детство и, конечно, Честное слово.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)