Роман Пушкина «Евгений Онегин» и литературное движение
За годы работы над «Евгением Онегиным» Пушкин отошел от романтизма и в сущности заложил основы русского реализма- нового художественного метода, позволившего последующим писателям создать величайшие эстетические ценности и обогатить ими все человечество. Роман «Евгений Онегин» находится у истоков русского критического реализма. Он может считаться в полном смысле началом всех начал: нового понимания человека, его природы, его художественного отражения; нового типа русского и мирового романа; новых принципов психологического
Создав свой роман, Пушкин как бы перевернул уже прочитанную страницу истории русской литературы, открыв новую, на которой критическому реализму предстояло создать собственную картину мира. Всякое искусство создает ее — и это отражение жизни в искусстве не только развлекает человечество игрой ума и фантазии, но и помогает ему понять ее сущность. Искусство — великий учитель человечества.
Искусство критического реализма помогло человечеству глубже проникнуть в сущность действительности и вернее понять внутренний мир человека. Именно поэтому оно пришло на смену всем предшествовавшим видам искусства
1 Роман Пушкина «Евгений Онегин»-первое в России XIX века великое реалистическое произведение.1 Им открывается в русской литературе новая эпоха. Последователи Пушкина, применяя и развивая открытый им художественный метод, создали ряд произведений, выдвинувших русскую литературу на первое место в мировом искусстве.
К содержанию романа предлагалось немало комментариев — и первым среди комментаторов был сам Пушкин. Он счел необходимым дать примечания к собственному тексту. В них раскрыты многие из намеков на отдельные события и обстоятельства, приведены некоторые из стихов, не вошедших в окончательный текст, пояснен ряд иностранных оборотов и содержатся отклики на некоторые из упреков современных ему критиков. Более сорока примечаний были рассчитаны на то, чтобы содержание романа во всей полноте раскрывалось не только перед самыми искушенными читателями той поры, но и перед теми, кто только приобщался к серьезной реалистической литературе.
Собственное понимание «Евгения Онегина» предлагали друзья и недруги Пушкина — его единомышленники или идейные противники. Так, известные поэты П, А. Вяземский и В. К. Кюхельбекер расшифровали некоторые из упомянутых Пушкиным имен. Они знали ту среду, в которой обитали герои романа, и потому правильно угадали намеки на реальных лиц. В общем, они также достаточно верно поняли замысел Пушкина и положительно оценили содержание романа. Зато консервативные или реакционные критики вкривь и вкось толковали «Евгения Оиегина». Враги Пушкина, враги всего нового и передового в литературе и в жизни, они стремились опорочить поэта в глазах властей, а в глазах читателей умалить, принизить, обесценить значение художественных открытий,, содержавшихся в романе. Особенно постарались в этом черном деле Н. И. Греч, пытавшийся с ученым видом разыгрывать свое недоумение, как это известный поэт якобы на мелочи растратил свой талант, и Ф. В. Булгарин, неоднократно заклейменный Пушкиным в едких эпиграммах — как доносчик, предатель и литературный делец, который искал в литературном творчестве не средство высокого служения народу, а источник наживы. К сожалению, этот прожженный негодяй в своих доносах правительству умел придать убедительность своим политическим опасениям на счет Пушкина — как впоследствии Герцена, Некрасова и многих других литераторов. К тому же Булгарин был человек активный, работоспособный, неглупый и настойчиво пытался оклеветать Пушкина, а содержание романа исказить и затемнить.
Из младших современников Пушкина лишь одному Белинскому (удалось быстро и верно, во всей глубине, понять содержание романа «Евгений Онегин». Только он и смог через несколько лет после преждевременной гибели поэта дать развернутое, глубокое, до сих пор убедительное истолкование этого замечательного произведения. Великий критик вместе с тем поставил перед читателями своей эпохи и ряд таких вопросов, на которые искали ответ последующие поколения русских людей. Наиболее важные среди них — это вопросы о понимании психологии главных героев романа и о нравственной оценке их поведения или решающих в их жизни поступков. Многие из соображений Белинского остаются злободневными до сих пор. А некоторые из его недоумений и сейчас не могут быть разрешены однозначно.
Полтора века продолжается бытие романа Пушкина в сознании нашего народа. И за это время дважды он получил развернутое и научно достоверное, последовательное, чуть ли не строфа за строфой, истолкование и пояснение. Два выдающихся советских исследователя внесли поистине неоценимый вклад в комментирование пушкинского текста, создав свои книги истолкования, пояснения, расшифрования большинства из тех имен, обстоятельств, событий или деталей обстановки и подробностей быта той поры, которые были практически неизвестными большинству читателей последующих эпох и в особенности наших дней.
В книге Н. Л. Бродского использован огромный материал, позволяющий составить представление об особенностях быта, об отличительных чертах русской дворянской культуры той поры. Здесь приводится множество сведений «из первых рук»: отрывки из писем современников Пушкина, мнения читателей тех лет, воспоминания, биографические сведения об упомянутых Пушкиным произведениях и писателях, старинное истолкование названий предметов домашнего обихода и т. п.
Приведем примеры. Вот берет Н. Л. Бродский следующие стихи:
Но дней минувших анекдоты, От Ромула до наших дней, Хранил он в памяти своей.
Н. Л. Бродский поясняет: «Во времена Пушкина анекдот был особым литературным жанром. Это была краткая «прозаическая повесть» о малоизвестном историческом явлении, сообщающая какую-либо характерную, своеобразную черту исторического деятеля. Исторические труды в Европе и. у нас нередко представляли собой собрания анекдотов»1
Сославшись далее на известные Пушкину книги таких анекдотов, вполне достоверных и положительных, Н. Л. Бродский обосновывает предположение об основательной начитанности Онегина. Герой Пушкина хорошо знал мировую историю! Такой неожиданный вывод заставляет нас иначе взглянуть на него: в мнимом повесе виден незаурядный человек. Конечно, мы понимаем, что Онегин не овладел историзмом — особым принципом познания природы и общественной жизни человека в их развитии. Это и понятно: еще не настало время для материалистического, философски глубокого понимания истории. Но даже и такой относительно скромный интерес к истории заметно отличает Онегина от заурядных лиц из светского общества, от той блистающей золотом и драгоценностями дворянской толпы, которая жила сиюминутными эгоистическими интересами, не знала прошлого своего народа, не хотела задуматься ни о его судьбе, ни о положении собственного сословия. Не отсюда ли берет начало то чувство отчуждения, которое испытывает Онегин на этом блистательном празднике жизни, который рано начал утомлять героя?
Н. Л. Бродский поясняет, почему Онегин «едет на бульвар»: мы-то ведь знаем, что он ежедневно отправляется на Невский проспект! Из приведенного в комментарии свидетельства П. Свиньина становится известным, что только в мае 1820 г. были убраны деревца, когда-то посаженные посредине Невского, «разделявшие его на две равные половины» и придававшие ему вид бульвара.