Два стиля Некрасова «народный» и «гражданский» в поэме «Кому на Руси жить хорошо»
Характерна произведенная Некрасовым перестановка: в фольклорном тексте при первом поклоне укатилась волюшка, при втором-поблекло личико, при третьем — подрожали ноженьки невесты; Некрасов переставляет эти моменты (сначала «вздрогнули ноги резвые», потом «поблекло бело личико», и, наконец, «волюшка скатилась с девичьей головы») и тем придает изложению большую силу и логичность. Кроме того, у Некрасова слова «И волюшка» скатилась с девичьей головы» (с сильной мужской концовкой) завершают повествование Матрены Тимофеевны
Так мастер-художник придает большую силу и значимость материалу, к которому он обращается. В главе II («Песни») песенный материал подается именно в виде песен, иллюстрирующих положение замужней женщины. Все три песни («У суда стоять ломит ноженьки», «Спится мне младенькой, дремлется» и «Мой постылый муж подымается») известны по фольклорным записям (в частности, аналогии к первой и к третьей есть в сборнике Рыбникова, ко второй — у Шейна). Первая песня, по-видимому, построена
Кроме того, песня эта в записях называется хороводной и является игровой: парень, изображающий мужа, в шутку ударяет девушку-жену платком, а после последнего куплета поднимает ее с колен и целует (игра заканчивается традиционным хороводным поцелуем). Некрасов же дает эту песню в качестве бытовой и подкрепляет ею рассказ Матрены Тимофеевны о побоях мужа. В этом четко проявляется стремление Некрасова к показу именно тяжелого положения крестьянства и, в частности, крестьянской женщины. В этой же главе описание красоты Демушки («Как писаной был Демушка») опирается на текст величания жениху[3]; и здесь Некрасов производит значительное сокращение текста. Глава IV («Демушка») в значительной степени построена на основе похоронных причитаний Ирины Федосовой (из сборника Барсова). Часто Некрасов использует конкретный текст причитания; но важен здесь именно текст, который сам по себе позволяет развернуть картину крестьянского быта.
Кроме того, мы узнаем таким образом о факте существования похоронных причитаний в крестьянской среде. Такое использование фольклора, в свою очередь, имеет двоякое значение: во-первых, автор отбирает наиболее сильные и яркие в художественном отношении данные и тем повышает эмоциональность и изобразительность своего произведения, во-вторых, фольклорность произведения делает его доступнее для крестьянской (и вообще демократической) аудитории, а именно эта ориентация на демократическую аудиторию характерна для Некрасова. Особенно значительны здесь заимствования из «Плача по старосте», одного из самых, острых в социальном отношении. Некрасов при этом свободно обращается с материалом и вместе с тем несколько видоизменяет его. Особенно показательно сопоставление проклятия судьям у Некрасова и у Ирины Федосовой. Ирина Федосова заканчивает «Плач по старосте» так:
— Вы падите-тко, горюци мои слезушки,
— Вы не на воду падите-тко, не на землю.
— Не на божью вы церковь, на строеньице,
— Вы падите-тко, горюци мои слезушки,
— Вы на этого злодея супостатово,
— Да вы прямо ко ретивому сердечушку,
— Да ты дай же, боже, господи,
— Чтобы тлен пришел на цветно его платьице,
— Как безумьице во буйну бы головушку.
— Еще дай же, боже, господи,
— Ему в дом жену неумную,
— Плодить детей неразумныих,
— Слыши, господи, молитвы мои грешные
— Прими, господи, ты слезы детей малыих.
У Некрасова:
— Злодея! Палачи!
— Падите мои слезыньки,
— Не на землю, не на воду,
— Не на господень храм.
— Падите прямо на сердце
— Злодею моему!
— Ты дай же, боже, господи,
— Чтоб тлен пришел на платьице,
— Безумье ни головушку
— Злодея моего!
— Жену ему неумную
— Пошли, детей — юродивых!
— Прими, услыши, господи,
— Молитвы, слезы матери,
— Злодея накажи!.
И здесь Некрасов, следуя своему правилу («чтобы словам было тесно»), значительно сокращает фольклорный текст, не уменьшая, однако, числа строчек: каждая строка, у него гораздо короче, чем у Ирины Федосовой, так как освобождена от «балластных» слов. Вследствие этого меняется ритм: у Ирины Федосовой, при большой внутренней силе, изложение дается медленное и потому сравнительно мало напряженное, у Некрасова же короткие строчки с многочисленными восклицаниями как раз создают большую эмоциональную напряженность (и здесь мужские клаузулы имеют, такое же значение). Кроме того, подхватив из причитания Ирины Федосовой слово «злодея», Некрасов четырехкратным повторением этого слова превращает его как бы в лейтмотив всего проклятия, тем более что слово это звучит в самом начале, а затем в конце каждого смыслового отрезка. Так и здесь подчеркивается и усиливается социальная значимость текста. В главе V («Волчица»), кроме некоторых мелких заимствований, можно отметить следующую параллель:
— На Деминой могилочке
— Я день и ночь жила.
— Молилась за покойничка
— Тужила по родителям:
— Собак моих боитеся?
— Семьи моей стыдитеся? —
— Ах, нет, родная, нет!
— Собак твоих не боязно.
— Семьи твоей не совестно.
— А ехать сорок верст
— Свои беды рассказывать,
— Твои беды выспрашивать —
— Жаль бурушку гонять!
— Давно бы мы приехали,
— Да мы ту думу думали:
— Приедем — ты расплачешься,
— Уедем — заревешь!
Довольно сходная по мотивам и по некоторым деталям песня записана Шейном в Псковской губернии:
— Понизешенько солнце ходить,
— Поблизешенько братец ездить,
— Ко мне в гости не заедить.
— Аль ен дороженьки не знаить?
— Аль ен тропинушки не утямить?
— Аль ен добра коня не управить?
— Аль ен семью мою стыдится?
— Аль ен собак моих боится?
— Ай ты, сестрица горестница!
— Я собак твоих не боюся,
— Я и семью твою не стыжуся.
— Я приеду, — а ты плачешь,
— Я и поеду, — а ты возрыдаешь
Выделенное Некрасовым особым размером (хореическим) причитание Матрены Тимофеевны («Я пошла на речку быструю»), не являясь переложением какого — либо одного текста, перекликается с похоронными причитаниями по родителям, какие имеются и у Рыбникова, и в сборнике Барсова.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)