Поэтическое новаторство ранней лирики В. Маяковского0
Превыше крестов и труб,
Крещенный в огне и дыме,
Архангел — тяжело ступ —
Здорово в веках, Владимир!
М. Цветаева
Впервые в литературу Маяковский вошел с появлением манифеста «Пощечина общественному вкусу», в котором излагается программа футуристов. Маяковский не просто входит в литературу, он врывается, вносит коренные изменения. В манифесте говорится что футуристы — «лицо нашего времени», предлагают «сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности». Объявляют «непреодолимую
Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как «слово-новшество» поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: издеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие.
Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха. Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье «Как делать стихи?» Маяковский
Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В. Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов.
Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово — «ступенька» — имеет логическое ударение и содержит определенную смысловую нагрузку.
Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: «грудь ис-пешеходили», то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу:
Вот — я,
Весь
Боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый моей великой души.
Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры — ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения — «На цепочке Папомона поведу, как мопса» и другие, неологизмы, гиперболы, реже — прием контактного повтора («Слава, Слава, Слава героям!!!»)
В тематике всех ранних произведений В. Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек «для сердца» оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них — крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: «Опять, тоскою к людям ведомый, иду.». У поэта «тоска к людям», тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека — какое-то странное существо, лишенное человеческого облика:
Два аршина безликого розоватого теста:
Хоть бы метка была в уголке вышита.
Нет лиц, нет людей — такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского.
Через час отсюда в чистый переулок
Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир.
Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих.
Если Блок в «Плясках смерти» писал: «Как тяжко мертвецу среди людей.», то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта — характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому. Только если у Есенина — «я один. и разбитое зеркало» — это трагический финал жизни, то у Маяковского «мостовая моей души изъезженной» — трагическое начало. Есенин пришел к нам с естественной, природной гармонией, но уходит ли с ней Маяковский? И с гармонией ли?
Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ «жизнь — тюрьма», возникают ассоциации, несущие мысль о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком.
В стихотворении «Ко всему» этот образ разрастается до огромных размеров:
. вся земля —
Каторжник
С наполовину выбритой солнцем головой!
Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского — несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой.
Полжизни прошло, теперь не вырвешься.
. я в плену.
Нет мне выкупа.
Оковала земля, окаянная.
Я бы всех в жбви моей выкупал,
Да в дома облесен океан ее!
Жизнь заточена, «океан любви» обнесен в дома — такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского.
Вместе с образом тюрьмы, «загона», закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, — образ солнца.
Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце — мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, «как маленькая гноящаяся ранка», тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой. Солнце — «неб самодержец», жирных и рыжий, выезжающий «по тропам крыш».
Раннему Маяковскому мерещились «косые скулы океана», он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен. Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски.
Любовь громадины, «сфинкса» Маяковского — грандиозная, великая:
Любовь мою,
Как апостол во время оно,
По тысячи тысяч разнесу дорог.
Поэт «прекрасно болен», у него «пожар сердца». В поэме «Облако в штанах» любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль:
.сквозь жизнь я тащу
Миллионы огромных чистых любовей
И миллион маленьких грязных любят.
Во «Флейте-позвоночнике» звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: «Все равно я знаю, я скоро сдохну».
В стихотворении «Ко всему» Маяковский, называя себя «величайшим Дон-Кихотом» говорит:
Любовь!
Только в моем
Воспаленном мозгу была ты!
Была. Любовь уходит. И в поэме «Война и мир» поэт боится оступиться, потерять оставшееся:
Оступлюсь —
И последней любовишки кроха
Навеки канет в дымный омут.
В поэме «Человек» Маяковский — в пламени любви.
. только
Боль моя
Острей —
Стою огнем обвеет,
На несгорающем костре
Немыслимой любви.
Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль — все острей.
И Маяковский бросается в другую стихию. От темы любви переходит к теме искусства,, поэта, его творчества.
В стихотворениях этой темы Маяковский говорит о необузданности, свободе творческой фантазии. Заявляет, что он не такой, как все. Его фантазия способна перевернуть мир:
Ноктюрн сыграть
Могли бы
На флейте водосточных труб?
Герой бросает вызов: он — «бесценных слов мот и транжир». Поэт чист, но не защищен от грязи окружающих, которые взгромоздились «на бабочку поэтиного сердца».
В стихотворении «Эй» ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границу:
Эй!
Человек,
Землю саму
Зови на вальс!
В стихотворении «Поэт-рабочий» Маяковский доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, поэт — тоже «фабрика», деревообделочника — и голов людских обделываем дубы, рыбалка — «людей живых ловить, а не рыб», кузнеца — «мозги шлифуем рашпилем языка». И для Маяковского нет разницы между техником и поэтом. Они равны.
Сердца — такие ж моторы.
Душа — такой же хитрый двигатель.