Может ли Максим Максимыч воскресить доброе начало в душе Печорина
Простой кавказский офицер Максим Максимыч оказывается ближе к естественному миру, но дальше от цивилизованной жизни; он привык к природе, обычаям, правам горцев, знает их хитрости и повадки, но ему крайне неуютно в непонятном печоринском окружении. Он знает, как вести себя с Казбичем, с Азаматом, с Бэлой, с горцами, осетинами, кабардинцами и татарами, но русский человек — Печорин — для него странен. В «Тамани» функция Максим Максимыча отчасти доверена десятнику, отчасти «черноморскому уряднику». Оба предупреждают о грозящей опасности.
Исцеление героя от «скуки», от индивидуализма невозможно, таким образом, пи в результате перенесения простого человека в цивилизованный мир, ни вследствие погружения героя в простую, естественную Жизнь. Здесь гибель одинаково поджидает либо простого человека, либо
Однако в привычном окружении, в цивилизованном обществе герой демонстрирует всю силу своих способностей. Здесь он господствующее лицо, здесь ему понятно и доступно любое тайное желание, и он легко предсказывает события и последовательно осуществляет свои планы. Ему все удается, и сама судьба, казалось бы, помогает ему. Печорин заставляет каждого человека приоткрыть лицо, сбросить маску, обнажить душу. Но одновременно и он приходит к поискам новых стимулов жизненного поведения, новых нравственных норм, потому что старые, принятые им добровольно, уже не удовлетворяют его. Раскрывая собственную душу, Печорин неумолимо приближается к отрицанию эгоистической позиции, этого исходного и программного принципа своего жизненного поведения. Значение «Бэлы» и «Тамани» в системе романа определяется и этой стороной философской мысли автора.
Если Печорин осознал, что единственная перспективная позиция — свободное проявление индивидуалистической воли, то после «Бэлы» и «Тамани» для него совершенно отчетливо предстала и другая идея — ни в какой иной действительности, кроме существующей, нет пути к более высоким нравственным принципам. Всякие мечты о возвращении в лоно естественной, простой жизни не что иное, как идиллия и сладкая, невыполнимая утопия. Только на почве этой трагически несовершенной и вместе с тем дающей подлинное наслаждение реальной жизни (а Печорин извлекает не одни лишь горькие истины, но переживает и моменты подъема духа) может быть достигнута искомая им гармония личных страстей и всеобщих интересов. Однако, прежде чем подвести героя к новым идеям, возникающим из пережитого им наблюдения над действительностью, Лермонтов сначала сопоставляет Печорина с Максим Максимычем — русским офицером-кавказцем, принадлежащим к простым людям, а затем бросает его в жизнь привычного ему «водяного общества».
Положение повести «Максим Максимыч» между «Бэлой» и «Таманью» художественно вполне оправдано. После того как Максим Максимыч рассказал о Печорине случайному попутчику, естественно было увидеть фигуру Максим Максимыча глазами духовно близкого к Печорину человека и посмотреть на самого Печорина со стороны родственного ему сознания. Очерк «Максим Максимыч» венчает аттестацию героя двумя различными людьми, один из которых сходен с Печориным, другой же противоположен и Печорину и рассказчику. Вслед за очерком «Максим Максимыч» слово предоставляется самому герою. Есть, однако, еще очень важная художественная задача, решаемая Лермонтовым подобной композицией.
В «Бэле» Максим Максимыч рассказывает о простом мире горцев, но и в русской жизни существовал естественный мир, который был чужд Печорину. Максим Максимыч — полномочный представитель этого мира. В сферу печоринского сознания мир Максим Максимыча не допускается, но интерес к штабс-капитану несомненен как у Печорина, так и у рассказчика. В истории с Бэлой Максим Максимыч остается в тени: предметом внимания Печорина становится Бэла. Характеристика Максим Максимыча доверена в основном рассказчику. Но, поскольку сознание рассказчика близко сознанию Печорина, читатель может реально представить себе суть отношения героя к простому русскому человеку. Тем самым отчасти снимается то обидное невнимание Печорина к штабс-капитану, которое еще раз обнажает невозможность для героя встать на точку зрения простого человека или погрузиться в естественный мир.
Печорин находится на той ступени нравственного сознания, когда естественная, по наивная цельность Максим Максимыча уже чужда и во многом противоположна его интеллектуально развившейся, но лишенной цельности натуре. Между Максим Максимычем и Печориным лежит глубокая пропасть. Она-то и разделяет Печорина, уже сознающего несовершенство мира и пытающегося найти выход, и Максим Максимыча, еще не дошедшего до сознания внутренней противоречивости бытия, но замечающего его странность. Изначальная патриархальность Максим Максимыча, его стремление к естественной простоте тоже гибнут, и гибель их одновременно и смешна и трагична. На одном полюсе неумолимо рушится освященный вековыми традициями наивный цельный мир, а на другом накапливается волевая энергия интеллектуального героя, в котором растет неудовлетворенность собственной жизнью и распадом с простыми истинами. Максим Максимыч уходит из романа, но не навсегда. Ценности, которыми он дорожит и которых является носителем, вспомнятся Печорину в «Фаталисте». Однако мир, представленный сознаниями Бэлы и Максим Максимыча, исчезает безвозвратно и неумолимо. С позиций Максим Максимыча и на почве, породившей его понимание жизни, нельзя решить сложные вопросы бытия.
Прощание рассказчика с Максим Максимычем напоминает прощание Печорина со штабс-капитаном «Мы простились довольно сухо». Рассказчик готов оправдать Печорина, а Максим Максимыч не замедлил объединить рассказчика с Печориным, обращая к нему те же упреки «Что ему во мне? Я не богат, не типовой, да и по летам совсем ему не пара.». После этих явных сближений Печорина и рассказчика не удивительно, что и Печорину и рассказчику показалась наивной и смешной фигура штабс-капитана. Печорин даже на прощание обнял его «дружески», а рассказчик резюмировал: «в его досаде было что-то детское; мне стало смешно и жалко.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)