Страницы книги А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ»
Я думаю, верховному прокурору было трудно приноровиться, и его еще не исхудавший зад торчал во славу советской юстиции».
Во втором томе тоже две части: 3-я «Истребительно — трудовые» и 4-я «Душа и колючая проволока». Из них часть об «исправительных» лагерях — самая длинная в книге (22 главы) и самая угнетающе безысходная, особенно страницы о женщинах, политических, малолетках, при — лагерном мире в местах особо строгого заключения. Здесь, на дне, в кромешном аду, проверяются до сих пор казавшиеся незыблемыми человеческие
Проблеск надежды впервые появляется, как это не удивительно, в начале третьего тома, в истории «особых» политических лагерей (часть 5-я — «Каторга»). Попадающие на Архипелаг после войны вдруг начинают явственно ощущать воздух свободы — не внешней, до которой путь крайне далек, но неотъемлемой и победительной внутренней воли. Провозвестником ее служит безмолвная русская старуха, встреченная писателем на тихой станции Торбеево, когда их вагон-зак ненадолго замер у перрона: «Крестьянка старая остановилась
Внутреннее освобождение влечет за собой и внешнее. Сперва в лагере отбирают власть у блатных, фронтовые офицеры возглавляют отчаянные попытки бежать; приходит «рубиловка» для предателей-стукачей. Наконец, восстает весь лагерь, — начиная от забастовки, как в Экиба — стузе в 1952-м, в которой довелось участвовать самому писателю (из ее наибольшего разгара его забрали в больницу делать первую, еще лагерную операцию раковой опухоли), и заканчивая полным восстанием в 1954-м, уже после Сталина, в Кенгире.
Часть 6-я — «Ссылка» посвящена скорбной повести об этом своего рода «девятом вале» репрессий; наиболее впечатляющие в ней главы о коллективизации — «Мужичья чума» и «Ссылка народов». Седьмая часть — «Сталина нет» рассказывает о недолгом последиктаторском «потеплении» и вновь наступивших слякотных брежневских холодах.
Солженицыным на всем пути через адские пропасти Архипелага движет надежда на воскресение. Еще в первом томе, слушая обсуждение «Ивана Денисовича» в Верховном суде, он мысленно восклицает: «Я сижу и думаю: если первая крохотная капля правды разорвалась как психологическая бомба — что же будет в нашей стране, когда Правда обрушится водопадами».
Остается только добавить для завершения краткой истории «Архипелага ГУЛАГ», что все мировые гонорары от него писатель передает в основанный им Русский Общественный Фонд, помогающий политзаключенным и их семьям, действуя строго в рамках закона. Обобщающее произведение о лагерном мире Солженицын задумал весной 1958 года; выработанный тогда план сохранился в основном до конца: главы о тюремной системе и законодательстве, следствии, судах, лагерях «исправительно-трудовых», каторжных, ссылке и душевных изменениях за арестантские годы. Однако работа прервалась, так как материала — событий, случаев, лиц — на основе одного лишь личного опыта автора и его друзей явно недоставало.
Затем, после написания «Одного дня Ивана Денисовича», хлынул целый поток писем, благодаря которым в течение 1963-1964 годов отобран опыт 227 свидетелей, со многими из которых писатель встречался и беседовал лично.
Непосредственно в предисловии к самой книге автор повествует об этой странной стране «ГУЛАГ» — «географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент, — почти невидимой, почти неосязаемой стране, которую и населял народ зэков. Архипелаг этот чересполосицей иссек и испестрил другую, включающую страну, он врезался в ее города, навис над ее улицами — и все ж иные совсем не догадывались, очень многие слышали что-то смутно, только побывавшие знали все. Но будто лишившись речи на островах Архипелага, они хранили молчание.»
В первом томе две части: «Тюремная промышленность» и «Вечное движение». В них представлено долгое и мучительное скольжение страны по наклонной кривой террора. Всей многолетней деятельности всепроникающих и вечно бодрствующих Органов дала силу всего-навсего одна 58-я статья. Она состояла из четырнадцати пунктов.
Из первого пункта мы узнаем, что контрреволюционным признается всякое действие, направленное на ослабление власти. При широком истолковании оказалось: отказ в лагере пойти на работу, когда ты голоден и изнеможен — есть ослабление власти и влечет за собой расстрел. Пункт второй говорит о вооруженном восстании для того, чтобы насильственно отторгнуть какую-либо часть Союза Республик. Третий пункт — «способствование каким бы то ни было способом иностранному государству» и т. д. Этой статьи было достаточно, чтобы миллионы людей оказались в ГУЛАГе.
Считалось, что личное признание обвиняемого важнее всяких доказательств и фактов. Чтобы добиться личного признания, следователи использовали физические и психические приемы воздействия на человека.
Но и в ходе этого драматически скорбного повествования, когда душа читателя постепенно холодеет от описываемых страданий, находится место и для трагической иронии. Солженицын встречает у вырвавшегося во время войны на Запад литературоведа Иванова-Разумника воспоминание о том, как тот в 1938 году оказался в Бутыр — ках в одной камере с бывшим прокурором, немало потрудившимся ядовитым языком над отправлением в ГУЛАГ сотен себе подобных, — теперь вынужденным ютиться с ними под нарами. И у писателя вырывается невольное: «Я очень живо себе это представляю (сам лазил): там такие низкие нары, что только по-пластунски можно подползти по грязному асфальтному полу, но новичок сразу никак не приноровится и ползет на карачках. Голову-то он просунет, а выпяченный зад так и останется снаружи.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)