Красная книга слов
В современном мире торжествующего урбанизма есть не только Красная книга живой природы, но и Красная книга слов, Красная книга наименований . И часто эти Книги — реальная, биологическая и воображаемая, словарная — оказываются родственными. Исчезают породы птиц и рыб, виды растений… Но прежде чем исчезнут в пока еще живой природе, они исчезают в нашей речи.
«Что это там как будто бы пролетело? Сорока или какая другая птица?» — спрашивает Марья Антоновна у «придвигающегося» к ней Хлестакова, и тот, не отвлекаясь от своего
Положим, сороку узнает не только Хлестаков, но и мы, видевшие эту эффектную птицу, во всяком случае, на классических иллюстрациях Юрия Васнецова к детской считалочке. Но сможем ли мы отличить галку от вороны? Зяблика от чибиса?
Трясогузку от поползня?
В романе Юрия Олеши «Зависть» есть наблюдение: «…человека окружают маленькие надписи, разбредшийся муравейник маленьких надписей: на вилках, ложках, тарелках, оправе пенсне, пуговицах, карандашах». Но «никто не замечает их. Они ведут борьбу за существование. Переходят из вида в вид, вплоть до громадных
Ни на травах, ни на цветах, ни на птицах и насекомых надписей нет, даже маленьких. Но все они имеют название! Издревле народные, позднее научные.
И почему бы нам, заслушавшись птичьей трелью, не узнать, кто это так зачаровывающе поет?! Почему бы не узнать, как называется эта трава со странным, терпким ароматом?! У хороших писателей, подавно великих, мир не остается безымянным, лишь на уровне рода.
В предисловии Шолохова к особо ценимому им рассказу «Лазоревая степь» , после 1931 года автором не воспроизводившемся, читаем:
«В Москве, на Воздвиженке, в Пролеткульте на литературном вечере можно совершенно неожиданно узнать о том, что степной ковыль имеет свой особый запах. Помимо этого, можно услышать о том, как в степях донских и кубанских умирали, захлебываясь напыщенными словами, красные бойцы.
Какой-нибудь не нюхавший пороха писатель очень трогательно рассказывает о гражданской войне, красноармейцах, — непременно — «братишках», о пахучем седом ковыле, а потрясенная аудитория, преимущественно милые девушки из школ второй ступени, щедро вознаграждают читающего восторженными аплодисментами.
На самом деле ковыль — поганая белобрысая трава. Вредная трава, без всякого запаха. По ней не гоняют гурты овец потому, что овцы гибнут от ковыльных остьев, проникающих под кожу. Поросшие подорожником и лебедой окопы , молчаливые свидетели недавних боев, могли бы порассказать о том, как безобразно просто умирали в них люди» .
Свою неприязнь к ковылю Шолохов подтвердил в «Тихом Доне». Ковыль появляется только во втором томе в замечательном описании: «Травы от корня зеленели густо и темно, вершинки просвечивали на солнце, отливали медянкой. Лохматился невызревший султанистый ковыль, круговинами шла по нему вихрастая имурка, пырей жадно стремился к солнцу, вытягивая обзерненную головку. Местами слепо и цепко прижимался к земле низкорослый железняк, изредка промереженный шалфеем, и Вновь половодьем расстилался взявший засилье ковыль, сменяясь разноцветьем: овсюгом, желтой сурепкой, молочаем, чингиской — травой суровой, однолюбой, вытеснявшей с занятой площади все остальные травы» . Напоследок «засеребрились влагой кусты прошлогоднего ковыля» — и все!
Зато полынных образов в романе вдосталь, начиная с первой же страницы.
А есть ли ковыль в «Докторе Живаго»? Есть. Одно упоминание, но какое! В мощной коде романа, в «Гефсиманском саду»:
Смягчив молитвой смертную истому, Он вышел за ограду. На земле Ученики, осиленные дремой, Валялись в придорожном ковыле.
И когда вспомнишь, прочитав эти строки, шолоховские критические слова об умирающих в ковыле «братишках», открывается головокружительная даль слова…
Идея довольно проста. При современных компьютерах легко отыскать в художественных произведениях ковыли, полынь и другие не употребительные в современной жизни, но живые в нашей литературе названия. Например, весь ковыль у Есенина я собрал за считанные минуты.
Сложнее установить, как живет этот образ в произведениях. Как он серебрится, например, в поэзии Серебряного века? Есть ли он в лирике Пастернака? Есть в «Степи» …
И каков! А трава забвения, воспетая Валентином Катаевым? Есть ли у нее название? — «…отправляюсь искать садовника, для того, чтобы узнать, как называется растение».
А мы отправимся к коллеге — учителю биологии. Может, даже провести интегрированный урок, чтобы сравнить биологическую и литературную жизнь дерева или птицы? В итоге приблизим к детям — и к себе! — тот прекрасный мир, где все имеет имя.