Женщины и лошади в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»
Однажды в сочинении, написанном на вступительных экзаменах в Московском государственном университете, встретилась фраза: «Так Печорин овладел Бэлой, а Азамат — Карагезом». В этом высказывании таится глубокий смысл, впрочем, вероятно, неведомый самому автору Сочинения. Между женщинами и лошадями в лермонтовском романе обнаруживается, действительно, определенное сходство.
Беседуя с Грушницким в самом начале повести «Княжна Мери», Печорин с основательностью знатока оценивает внешность княжны:
«- Эта княжна Мери прехорошенькая,
Это очень важно.
— Ты говоришь об хорошенькой женщине, как об англинской лошади, — сказал Грушницкий с негодованием.
— Mon cher, — отвечал я ему, стараясь подделаться под его тон: — je mеprise les femmes pour ne pas les aimer, car autrement la vie serait un mеlodrame trop ridicule»
Конечно, Печорин «шутит» с Грушницким, нарочито цинично отзываясь о девушке, привлекшей внимание приятеля и будущего врага. Но в наигранно-пышной фразе о презрении к женщинам, не случайно произнесенной по-французски , может заключаться и вполне серьезная мысль. В конце концов, разве в том, как лермонтовский герой ведет себя с женщинами и отзывается о них, нет хотя бы малой толики презрения? Ну, например: «Одно мне всегда было странно; я никогда не делался рабом любимой женщины; напротив, я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть, вовсе об этом не стараясь.
Отчего это? — оттого ли, что я никогда ничем очень не дорожу и что они ежеминутно боялись выпустить меня из рук? или это — магнетическое влияние сильного организма? или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным характером?
Надо признаться, что я, точно, не люблю женщин с характером: их ли это дело!..»
Или разве совсем уж несерьезен Печорин, когда делает такое заключение, отнюдь не свидетельствующее об уважительном отношении к прекрасному полу: «Чего женщина не сделает, чтоб огорчить соперницу? Я помню, одна меня полюбила за то, что я любил другую. Нет ничего парадоксальнее женского ума: женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтобы они убедили себя сами; Порядок доказательств, которыми они уничтожают свои предубеждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики. Например, способ обыкновенный:
Этот человек любит меня — но я замужем, — следовательно, не должна его любить.
Способ женский:
Я не должна его любить — ибо я замужем, — но он меня любит, — следовательно… тут несколько точек, ибо рассудок уж ничего не говорит, а говорят большею частию язык, глаза и, вслед за ними, сердце, если оное имеется.
С тех пор, как поэты пишут и женщины их читают их столько раз называли ангелами, что они в самом деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что те же поэты за деньги величали Нерона полубогом…»
И Печорин, женщин, по собственному признанию, любящий более всего на свете, сейчас не иронизирует: «…ведь я не в припадке досады и оскорбленного самолюбия стараюсь сдернуть с них то волшебное покрывало, сквозь которое лишь привычный взор проникает. Нет, все, что я говорю о них, есть только следствие —
Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет».
В подкрепление собственного нелицеприятного и не очень лестного суждения о дамах Григорий Александрович ссылается на мнение доктора Вернера: «Кстати: Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом, о котором рассказывает Тасс в своем «Освобожденном Иерусалиме». «Только приступи, — говорил он, — на тебя полетят со всех сторон такие страсти, что боже упаси: долг, гордость, приличие, общее мнение, насмешка, презрение… Надо только не смотреть, а идти прямо; мало-помалу чудовища исчезают, и открывается перед тобой тихая и светлая поляна, среди которой цветет зеленый мирт, — зато беда, если на первых шагах сердце дрогнет и обернешься назад!»»
Итак, у читателя есть некоторые основания полагать, что в отношении Печорина к женщинам заключена доля цинизма и что, соответственно, Григорий Александрович может отзываться «о хорошенькой женщине, как об англинской лошади» не только чтобы побесить Грушницкого. Не оценивает ли и вправду Печорин женскую прелесть по цвету глаз и размеру зубов?
Впрочем, соотнесение женщины с лошадью обнаруживается не только в описании этой беседы Печорина с Грушницким. Эта параллель повторяется в романе Лермонтова столь часто, столь настойчиво , что ее никак нельзя счесть случайною.
Итак, примеры.
В «Бэле», первой главе «Героя нашего времени», простодушный Максим Максимыч, восхищенно вспоминает коня Казбича Карагеза, сравнивая глаза скакуна с глазами прекрасной горской княжны; как тут не вспомнить рассуждения Печорина о глазах княжны Мери, вызывающие возмущение Грушницкого: «А лошадь его славилась в целой Кабарде, — и точно, лучше этой лошади ничего выдумать невозможно. Недаром ему завидовали все наездники и не раз пытались ее украсть, только не удавалось. Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная как смоль, ноги — струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы…
Этот взгляд, позволяющий обнаружить общее в лошади и женщине, роднит Максима Максимыча с «естественными людьми» — горцами. В песне, которую поет Казбич, конь сравнивается с прекрасной женщиной, и сравнение это не в пользу красавицы: «Долго, долго молчал Казбич; наконец, вместо ответа, он затянул старинную песню вполголоса:
Много красавиц в ауле у нас, Звезды сияют во мраке их глаз. Сладко любить их — завидная доля; Но веселей молодецкая воля. Золото купит четыре жены, Конь же лихой не имеет цены: Он и от вихря в степи не отстанет, Он не изменит, он не обманет».
Это были прямые сопоставления. Но в «Герое нашего времени» немало и сходных событий, ситуаций, в которых сходная роль отведена женщинам и лошадям. Первый приходящий на память пример — похищение Бэлы.
Азамат привозит Бэлу Печорину в обмен на помощь в похищение Казбичева коня. Получается простая схема из курса политэкономии: «товар = товар «. Обмениваемые товары, как известно, должны быть эквивалентны…
Лошадь и Бэла еще раз встретятся в одном и том же эпизоде романа. Рассказывает Максим Максимыч: «Смотрю: Печорин на скаку приложился из ружья… Выстрел раздался, и пуля перебила заднюю ногу лошади; она сгоряча сделала еще прыжков десять, споткнулась и упала на колени.
Казбич соскочил, и тогда мы увидели, что он держал на руках своих женщину, окутанную чадрою… Это была Бэла… бедная Бэла! — Он что-то нам закричал по-своему и занес над нею кинжал… Медлить было нечего: я выстрелил в свою очередь, наудачу Когда дым рассеялся, на земле лежала раненая лошадь и возле нее Бэла…»
Ранение лошади Печориным предшествует кинжальному удару Казбича, более того, именно выстрел, сделанный лермонтовским героем, побуждает похитителя убить свою жертву. Григорий Александрович оказывается невольным убийцей горянки; от ран мучаются и лошадь, и женщина. Обе лежат рядом…
Еще одно преследование, еще одна неудачная погоня: Печорин скачет вслед уехавшей Вере. Возлюбленную он не настиг, а коня загнал насмерть.
Одинаково реагирует Григорий Александрович на реплику Максима Максимовича, бестактно напомнившего о Бэле, и на увиденный им у дороги труп своего загнанного коня. Пример первый:
«- А помните наше житье-бытье в крепости? А Бэла?..
Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся…
— Да, помню! — сказал он, почти тотчас принужденно зевнув…»
Пример второй: «За несколько верст от Есентуков я узнал близ дороги труп моего лихого коня; седло было снято — вероятно, проезжим казаком, — и вместо седла на спине его сидели два ворона. — Я вздохнул и отвернулся!..»
Оба раза — вздохнул и отвернулся…
И еще одна цитата. Печорин, желая досадить княжне Мери, покупает ковер, который хотела приобрести княжна Мери, и покрывает им, как попоной, свою лошадь: «Вчера я ее встретил в магазине Челахова; она торговала чудесный персидский ковер. Княжна упрашивала свою маменьку не скупиться: этот ковер так украсил бы ее кабинет!.. Я дал 40 рублей лишних и перекупил его; за это я был вознагражден взглядом, где блистало самое восхитительное бешенство. Около обеда я велел нарочно провести мимо ее окон мою черкесскую лошадь, покрытую этим ковром.
Вернер был у них в это время и говорил мне, что эффект этой сцены был самый драматический. Княжна хочет проповедовать против меня ополчение; я даже заметил, что уж два адъютанта при ней со мною очень сухо кланяются, однако всякий день у меня обедают».
Параллель несомненная: ковер, который не достался княжне, получила лошадь; княжна взбешена — она словно ревнует к черкесскому скакуну, как к женщине-сопернице.
В чем же смысл этой соотнесенности? Очевидно, она указывает на такую нравственную черту главного героя, как пренебрежение свободой и ценностью другого человека, особенно женщины. Печорин привык женщин подчинять, властвовать над ними, управлять ими: похитил, разлучив с родными, Бэлу, ради жестокой игры предпринял психологический эксперимент, влюбив в себя княжну Мери; измучил своей любовью Веру.
Лошадь покорна человеку, Печорин добивается, чтобы женщины были покорны ему.
В пренебрежении женской душой, ее миром Печорин похож на горцев. Кстати, лермонтовский герой желает походить на горца и щеголяет своей «черкесской» посадкой и щегольской горской одеждой: «Я думаю, казаки, зевающие на своих Вышках, видя меня скачущего без нужды и цели, долго мучились этою загадкой, ибо, верно, по одежде приняли меня за черкеса. Мне в самом деле говорили, что в черкесском костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие кабардинцы. И точно, что касается до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего, оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны с всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая.
Я долго изучал горскую посадку: ничем нельзя так польстить моему самолюбию, как признавая мое искусство в верховой езде на кавказский лад. Я держу четырех лошадей: одну для себя, трех для приятелей, чтоб не скучно было одному таскаться по полям; они берут моих лошадей с удовольствием и никогда со мной не ездят вместе».
Кстати, и кличка любимого коня Печорина — Черкес.
Но «черкесский» облик лермонтовского героя — не более чем видимость и модничанье. Настоящий горец одет совсем не по-щегольски: «Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре».
Различно и отношение русского офицера, с одной стороны, и горцев, с другой, к скакунам. Горцы привязаны к своим лошадям как к самым дорогим друзьям, и владение лошадью — абсолютное счастье. Так счастлив Азамат, получив Карагеза, и так раздавлен горем Казбич, его лишившийся. Для Печорина лошадь — все-таки средство передвижения, и не более.
Он не может любить лошадь как горцы — беззаветно, пылко и яростно. Так он не может любить, кажется, и женщин. Обычно их любовь быстро наскучивает Григорию Александровичу. Так, он быстро охладел к Бэле.
Горцу же Азамату — натуре цельной и страстной — украденный у Казбича конь, уж верно, не наскучит. Так что «товарообмен» между русским офицером и горским юношей оказался все-таки неэквивалентным…
(1 votes, average: 5,00 out of 5)