«Верую!», анализ рассказа Шукшина
Жанровые особенности
Рассказ написан в 1971 г. Исходя из рассуждений самого Шукшина, это произведение можно отнести и к «рассказам-анекдотам», и к «рассказам-характерам». Анекдотичность и заведомо «смеховые» ожидания читателей обеспечивает сама представленная в рассказе фигура неверующего попа; однако характеры обоих главных героев — как самого батюшки, так и Максима, которого поп называет «сыном своим простодушным», — в конце концов оказываются и самым важным, и самым интересным в этом рассказе.
Герои рассказа
Кроме
У Люды она не болит, потому что она «рабочая женщина», у Ильи — потому что он охотник и хочет убить 12 барсуков, хотя для дела нужно всего 3. Бессмысленное трудолюбие Люды и бессмысленная кровожадность Ильи символизируют библейскую «суету сует», полностью поглотившую помыслы мира сего — но не всего: остаются такие, как Максим Яриков и безымянный поп.
Поп
Проблематика
Уже первая фраза поистине дерзко заявляет главную проблему: свято место пусто не бывает. У народа отняли воскресную церковную службу — и, натруженный за неделю, он все чего-то ждет, как бы по инерции: «Люди, — говорит Люда, — дождутся воскресенья-то да отдыхают культурно… В кино ходют».
И только муж ее Максим, один на всю деревню, смутно чует: кино и прочий «культурный отдых» — суррогат. И пить не может: когда пьет — чувствует себя предателем «хуже Власова» и идет сдаваться в милицию.
Сюжет и композиция
И лишь когда Максиму становится совсем тошно — заканчивается затянувшаяся экспозиция его болящей души и начинается завязка: наш герой вспоминает, что к Илье Лапшину издалека явился родственник-поп лечить больные легкие барсучьим салом.
Что бы ни привело попа в глухую алтайскую деревню , но именно здесь, вдали от церковного начальства и формальной паствы, он может по-настоящему расслабиться и явить если не миру, то двум обалдевшим мужикам, и свое истинное лицо, и свою изболевшуюся душу. Объявляя Максиму, что он «правильно догадался: у верующих душа не болит», поп объясняет: весь вопрос в том — «во что верить». Все дальнейшее и посвящено выяснению этого вопроса попом на глазах изумленного Максима и в присутствии спящего Ильи.
Символ веры, который предлагает поп, — это обычные приметы советской жизни и антисоветские утверждения о том, что большие города вонючие, что все скоро убегут из них на природу. В конце концов, от Символа веры остается только слово «верую», вынесенное в заголовок.
Стилистические особенности
Этот до времени постмодернистский рассказ весь построен на таких стилевых приемах, как реминисценция и аллюзия. Дело в том, что в 12-м номере журнала «Москва» за 1966 год и 1-м за 1967 год был впервые опубликован доселе никому не известный роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», как это и обещал К. М. Симонову главный редактор «Москвы» Е. Е. Поповкин . Симонов объяснял, что Поповкин очень болен, поэтому не боится никого и ничего, что он — человек слова. Сам же редактор на предостережения об опасности печатания романа отвечал, что для него это единственный способ остаться в истории литературы.
Таким вот образом и вошла в наш литературный и философский быт знаменитая дилемма: «Что бы делало добро, если бы не существовало зла, и как выглядела бы земля, если бы с нее исчезли тени?» А Поповкин Остался в истории литературы — в том числе в истории 60-летнего, смертельно больного Попа в рассказе Шукшина, безбоязненно заявившего, что зло появилось вместе с родом человеческим, и только после этого появилось добро: » Другими словами, есть зло — есть добро, нет зла — нет добра».
Вообще этот небольшой рассказ на удивление насыщен знаками-аллюзиями: тут и «предатель родины» генерал Власов, и «любивший мужика» поэт Есенин… Но главная аллюзия — зловещая аллюзия-травестия: неверующий в христианского Бога поп импровизирует свой шутовской, «смеховой», «карнавальный» Символ веры, и эта травестия исполняется во время бешеной языческой пляски: «И трое во главе с яростным, раскаленным попом пошли, приплясывая, кругом, кругом». Этот сумрачный финал точно соотносится с философским выводом попа: «Круг замкнулся — мы обречены».