Почему Печорин не умеет плавать?

В «Герое нашего времени», первом в русской литературе философско-психологическом романе, Лермонтов на пути «углубленного и детализированного, почти научного анализа человеческой души» выступает непосредственным предшественником Толстого и Достоевского, сделавших главные художественные открытия в русской прозе XIX века. Если Толстой открыл диалектику души, то есть показал, как «одни чувства и мысли развиваются из других» , то Достоевский открывает двойственность человеческой души, переходящую в двойничество личности, характера.

Если Толстой все объясняет и в значительной степени уничтожает неопределенность, если у него сильнее выражено мощное аналитическое начало, то в героях Достоевского мы часто видим загадочность, неопределенность, непредсказуемость, а переход от одного полюса к другому совершается неожиданно, скачком, через слово «вдруг» — одно из ключевых слов в художественном мире Достоевского.

В романе Лермонтова остается еще много тайн и загадок. Об одной из них и пойдет речь в этой статье.

В повести «Тамань», открывающей «Журнал Печорина», главный герой романа описывает одно из приключений, происшедших

с ним во время следования из Петербурга «в действующий отряд». Здесь характер героя раскрывается еще не столько изнутри, сколько через действия и поступки. В Печорине, человеке «с большими странностями», ярко проявляются детское любопытство, интерес к жизни «честных контрабандистов», жажда приключений и борьбы, и в то же время в повести резким диссонансом этому звучит последняя фраза: «Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще и с подорожной по казенной надобности!..»

Самую высокую оценку художественной стороне повести дали Белинский и Чехов, который в письме к Я. Полонскому восхищался ее языком, «доказывающим тесное родство сочного русского языка с изящной прозой», а в разговоре с Буниным говорил о мечте «написать такую вещь… и умереть».

Прямо противоположное мнение высказал один из лучших русских стилистов XX века В. Набоков, который в 1958 году перевел Роман Лермонтова на английский язык и назвал «Тамань» «самым неудачным из всех рассказов», а чеховское представление о ее совершенстве — «нелепым» .

Современный исследователь А. Жолковский считает, что повесть «образует очередное звено в русской романтической традиции, по-новому разрабатывая знакомую тему столкновения героя с «иной» жизнью, персонифицированной в виде экзотической героини… В повести, в сущности, ничего не происходит: герой оказывается в Тамани лишь по необходимости и лишь от скуки заинтересовывается героиней; они не влюбляются друг в друга; герою не удается соблазнить героиню, а ей — убить его; герой не умеет плавать, а его пистолет, вместо того чтобы стрелять, идет на дно; вообще, герой не контролирует событий, но он и безразличен к их неудачному исходу» .

Именно из этой повести мы неожиданно узнаем о том, что Печорин не умеет плавать: «О, тут ужасное подозрение закралось мне в душу, кровь хлынула мне в голову! Оглядываюсь — мы от берега около пятидесяти сажен, а я не умею плавать!»

Печорин в конкретной ситуации — в нескольких метрах от берега — вдруг оказывается беспомощным, как ребенок, так как не умеет плавать. И это тот самый Печорин, который подчиняет своей воле все, что его окружает, в ком, по словам Веры, «есть власть непобедимая», есть сознание своей исключительности и чувство безусловного превосходства над другими, в ком отчетливо проявляются честолюбие, гордыня и самолюбие, кто в концовке повести «Княжна Мери» так живописно уподобляет себя «матросу, рожденному и выросшему на палубе разбойничьего брига», кого Лермонтов в черновиках к роману сравнивает с тигром.

Можно ли представить себе матроса или тигра, не умеющих плавать?

Обычно исследователи в этом не видят проблемы и не задают вопрос: почему? Мы неоднократно ставили этот вопрос в различных школьных и студенческих аудиториях и убедительных психологических объяснений этого факта не слышали. Можно предположить, что это связано с проблемой художественного метода романа, «синтезирующего, романтико-реалистического метода» , что это черта и свойство романтического героя, что это чисто «романтический элемент» философско-психологического романа. И тогда эта странность героя не требует условий реалистического правдоподобия и психологических мотивировок для объяснения.

По словам А. Гурвича и В. Коровина, авторов одной из статей в «Лермонтовской энциклопедии», «в натуре Печорина немало загадочного, рационально не объяснимого, психологически сходного с героями романтических произведений. Роман тическое и реалистическое начала находятся в нем в сложном взаимодействии, в состоянии подвижного, динамического равновесия» .

Но эта же деталь — неумение героя плавать — в контексте всего произведения по законам русской классической литературы должна нести в себе определенную художественную идею, многозначную идею. Попробуем выделить несколько ее граней.

Неумение плавать говорит о детской беспомощности и беззащитности Печорина перед водной стихией, одной из основных стихий мироздания. Если в бытовом мире — в обывательской среде драгунских капитанов, княжон, романтических фразеров и пьяных казаков — он всех побеждает, испытывая наслаждение в самой борьбе , рискуя своей жизнью , то в мире бытия Печорин — ребенок, не умеющий «плавать», испытывающий непреодолимый метафизический страх перед смертью.

Вообще, в Печорине было много детского — высокого и низкого. Это и детская улыбка ; и детская внешность ; и детский страх перед гаданием ; и детские забавы ; и детское любопытство, интерес к людям, к жизни, к себе ; и детский эгоизм ; и детская, «ангельская» чистота и непосредственность в восприятии природы .

И повествователь в повести » Бэла» пишет о детском чувстве природы в человеке: «…какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми: все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять».

В тексте романа изображена только одна жизненная ситуация, когда Печорин чувствует себя слабым ребенком. После дуэли с Грушницким, на которой он безжалостно и хладнокровно на краю пропасти расстрелял несчастного Грушницкого, а Вернер «с ужасом отвернулся» от убийцы, на которой Печорин убивает не только своего пародийного двойника, свою «обезьяну», но и лучшие чувства в себе , он возвращается в Кисловодск и получает прощальное письмо от Веры. И вдруг Печорин преображается, единственный раз в романе молится и плачет: «Я молился, проклинал, плакал, смеялся… нет, ничто не выразит моего беспокойства, отчаяния!.. При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете — дороже жизни, чести, счастья я остался в степи один, потеряв последнюю надежду: попробовал идти пешком — ноги мои подкосились: изнуренный тревогами дня и бессонницей, я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал душа обессилела…»

Этот эпизод имеет глубокое символическое значение. Печорин навсегда потерял не только Веру, любимую женщину, но и веру в Бога, надежду на будущее и любовь к людям, что, как показал Л. Толстой в своей автобиографической трилогии, дано от природы каждому ребенку в детстве. Герой Лермонтова безвозвратно утратил ту связь с людьми, то гармоническое мироощущение, которое свойственно человеку в детстве, когда «на душе легко, свежо и отрадно» и мечты «наполнены чистой любовью и надеждами на светлое счастье» .

А беспомощный плач Печорина отражает состояние души человека в эпоху отрочества, самую трудную и болезненную эпоху в жизни человека, «пустыню отрочества», когда он вдруг с ужасом открывает в себе многие пороки, а «плотские инстинкты» и скептицизм уничтожают детскую чистоту и веру, когда перед ребенком «встают все отвлеченные вопросы о назначении человека, о будущей жизни, о бессмертии души» , но разрешение этих вопросов не дано «детскому слабому уму».

И вот Печорин, пройдя через иску — шения страстями в юности и в молодости и не выдержав этих искушений, так и не обрел веру в Бога, не нашел высший смысл своего существования , и его неотвратимо настигают тоска и отчаяние, а мудрое приятие жизни оказы-вается недоступным, недостижимым. Из многих пороков и страстей в Печорине осталась одна — жажда власти: «…а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?»

Как показал Л. Толстой в повести «Детство», в ребенке одним из сильнейших чувств является «беспредельная потребность в любви», желание, чтобы тебя любили все так же, как самые близкие люди. Эта потребность на бессознательном уровне сохраняется и во взрослом человеке. Именно это детское чувство и перерождается в Печорине в жажду власти.

Неумение Печорина плавать вызывает у читателей ассоциации с евангельским эпизодом из жизни Иисуса Христа — эпизодом «Хождение по водам». Петр, увидев идущего по воде Иисуса, сказал: «»Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде». Он же сказал: иди.

И вышед из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу; но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: «Господи! спаси меня». Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: «Маловерный! зачем ты усомнился?»» .

Море — это символ жизни. Печорин в конкретной ситуации добрался до берега на лодке с помощью одного весла, но в «море жизни» без веры в Бога он, не умеющий «плавать», обречен на духовную гибель. Для него нет света, нет надежды, а вся жизнь оказывается «темной ночью» и «бушующим морем», бездной, грозящей неизбежной смертью.

И он не способен противостоять внутреннему злу, своим эгоистическим чувствам и страстям, среди которых доминирует страсть власти.

Одну из своих проповедей Александр Мень закончил такими словами: «Давно все это было, две тысячи лет назад, но миллионы людей продолжают этот путь «по морю», миллионы людей в течение всех веков и ныне по всей земле видят Того, Кто идет среди волн жизни и говорит нам, растерянным, и слабым, и грешным, — Он говорит нам: «Ободритесь, это Я, не бойтесь. Я здесь, рядом с вами. Я могу протянуть вам руку»» .

Без веры в Бога Печорин «тонет», духовно погибает , становится «нравственным калекой», играющим «самую жалкую и гадкую роль» в жизни других людей, сладострастным «вампиром» , беспощадным «тигром» , становится убийцей Грушницкого и «хуже убийцы», «палачом» в отношении княжны Мери.

Одну из тайн в Печорине нам помогает понять открытие Достоевского, сделанное им в «Записках из Мертвого дома»: «Есть люди как тигры, жаждущие лизнуть крови. Кто испытал раз эту власть, это безграничное господство над телом, кровью и духом такого же, как сам, человека, так же созданного, брата по закону Христову; кто испытал власть и полную возможность унизить самым высочайшим унижением другое существо, носящее на себе образ Божий, тот уже поневоле как-то делается не властен в своих ощущениях… Кровь и власть пьянят; развивают загрубелость, разврат; уму и чувству становятся доступны и, наконец, сладки самые ненормальные явления Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке. Но не равно развиваются звериные свойства человека» .

Печорин «разыгрывает жалкую роль палача и предателя» не только по отношению к другим, но и к себе самому, когда настоящее, подлинное, но слишком кратковременное чувство к Вере беспощадно в себе высмеивает: «Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без cна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок». Холодной иронией он выжигает в себе частицу «пламенной и молодой души».

В мире бытия Печорин, у которого сердце превратилось в «камень» , «тонет», обречен на гибель .