Зинаида Гиппиус о художественном стиле Чехова
Ничипоров И. Б. К осмыслению личностного и творческого склада Чехова, места его наследия в куль-турной жизни начала ХХ в. Гиппиус не раз обращалась в своих статьях, воспоминаниях, письмах. В мемуарном очерке 1924 г. «О многих. Благоухание седин» автор делится пер-выми впечатлениями от личности Чехова, вспоминая о встрече с ним и Сувориным в Ве-неции весной 1891 г. Говоря об утонченности чеховской натуры, его несомненной творче-ской одаренности, Гиппиус усматривает в нем «статичность», всеобъемлющую «нормаль-ность» «провинциального
Только все дары ему были отпущены сразу. И один если и это дар — не двигать-ся во времени…
«. Здесь же, имея в виду литературные пристрастия свои и Мережковско-го, она отмечает, что при отсутствии живого интереса к творчеству Чехова все же оба они считали его «самым талантливым из молодых беллетристов». В письмах же самого Чехова 1891-1892 гг. упоминания об эпизодах бытового
Весьма критичной в отношении к Чехову была напечатанная в «Новом пути» 1904. №4 статья «Еще о пошлости». В ее основе лежит попытка соотнесения Чехова с Достоев-ским, фигурой необычайно значимой для самоидентификации русских символистов, важ-ной в свете их антропологических исканий. Отчасти повторяя высказанные еще Мереж-ковским мысли о Достоевском «О причинах упадка и о новых течениях современной рус-ской литературы», 1892, Гиппиус отмечает, что он, «ближе других подходящий к прова-лу», » «пошлость», косность, небытие показывал нам со страхом», в то время как мир Че-хова лишен, с ее точки зрения, бытийной насыщенности. Сам же Чехов, по ее мысли, ос-тается индифферентным в отношении к «проклятым» вопросам, богоискательству и лишь «устало скучает», «отравленный чертовской тошнотой»: «Достоевский знал черта; знал, что черт — черт, холодел от ужаса перед ним…
Чехов — не знает ничего; в его душе черт поселился прочно, сплетясь с живыми отраженьями мира; а Чехов даже не подозревает, что черт существует, и конечно, не ему отделить в сознании живое от мертвого…
«. В соз-нании героев писателя отождествляемом Гиппиус с авторским, ей видится отчасти спра-ведливо преобладание бесплодных порывов в неопределенность: вспоминаются в этой связи устремления «к Мисюсь», «в Москву» у героев «Дома с мезонином», «Трех сес-тер»… Критик неожиданно метко характеризует феномен личностной «половинчатости», аморфности, в самом деле глубоко прочувствованный Чеховым: «уклон к небытию, мед-ленное, верное охлаждение сердца ко всему живому…».
Однако если в сознании героя рассказа «Дом с мезонином», о котором упоминает Гиппиус, происходит отторжение не-органичного «учительства» Лидии, то в статье самой Гиппиус все определеннее домини-рует возвышенный, едва ли не библейский, стиль обличения «Мы любим божественную силу, заключенную в нем, и, глядя на него, соблазненного, — страдаем за него… «, а про-тивопоставление обжигающих «пламенных глаголов» Достоевского и «бессознательно страдающего Чехова» носит под конец статьи явно риторический характер. Как и в посвященных Чехову статьях А. Белого и В. Брюсова, особое внимание уде-лено Гиппиус и драматургии писателя «Слово о театре», 1903, «Что и как. Вишневые са-ды», 1904, представленной в соотнесенности с театральной стилистикой МХТ. В «Слове о театре» обсуждение поставленных в сезон 190203 гг. пьес «Чайка» и «На дне» све-дено в целом к констата
(1 votes, average: 5,00 out of 5)