Сборник «На ранних поездах»
Из цикла «Художник» 1 Мне по душе строптивый норов Артиста в силе: он отвык От фраз, и прячется от взоров, И собственных стыдится книг. Но всем известен этот облик. Он миг для пряток прозевал. Назад не повернуть оглобли, Хотя б и затаясь в подвал.
Судьбы под землю не заямить. Как быть? Неясная сперва, При жизни переходит в память Его признавшая молва. Но кто ж он?
На какой арене Стяжал он поздний опыт свой? С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой. Как поселенье на Гольфштреме, Он создан весь земным теплом.
В его залив вкатило
И вот, бессмертные на время, Мы к лику сосен причтены И от болей и эпидемий И смерти освобождены. С намеренным однообразьем, Как мазь, густая синева Ложится зайчиками наземь И пачкает нам рукава. Мы делим отдых краснолесья, Под копошенье мураша Сосновою
И так неистовы на синем Разбеги огненных стволов, И мы так долго рук не вынем Из-под заломленных голов, И столько широты во взоре, И так покорно все извне, Что где-то за стволами море Мерещится все время мне. Там волны выше этих веток, И, сваливаясь с валуна, Обрушивают град креветок Со взбаламученного дна. А вечерами за буксиром На пробках тянется заря И отливает рыбьим жиром И мглистой дымкой янтаря. Смеркается, и постепенно Луна хоронит все следы Под белой магиею пены И черной магией воды.
А волны все шумней и выше, И публика на поплавке Толпится у столба с афишей, Не различимой вдалеке. 1941 На ранних поездах Я под Москвою эту зиму, Но в стужу, снег и буревал Всегда, когда необходимо, По делу в городе бывал. Я выходил в такое время, Когда на улице ни зги, И рассыпал лесною темью Свои скрипучие шаги.
Навстречу мне на переезде Вставали ветлы пустыря. Надмирно высились созвездья В холодной яме января. Обыкновенно у задворок Меня старался перегнать Почтовый или номер сорок, А я шел на шесть двадцать пять. Вдруг света хитрые морщины Сбирались щупальцами в круг.
Прожектор несся всей махиной На оглушенный виадук. В горячей духоте вагона Я отдавался целиком Порыву слабости врожденной И всосанному с молоком. Сквозь прошлого перипетии И годы войн и нищеты Я молча узнавал России Неповторимые черты.
Превозмогая обожанье, Я наблюдал, боготворя. Здесь были бабы, слобожане, Учащиеся, слесаря. В них не было следов холопства, Которые кладет нужда, И новости и неудобства Они несли как господа. Рассевшись кучей, как в повозке, Во всем разнообразьи поз, Читали Дети и подростки, Как заведенные, взасос. Москва встречала нас во мраке, Переходившем в серебро, И, покидая свет двоякий, Мы выходили из метро.
Потомство тискалось к перилам И обдавало на ходу Черемуховым свежим мылом И пряниками на меду. 1941 Опять весна Поезд ушел. Насыпь черна. Где я дорогу впотьмах раздобуду?
Неузнаваемая сторона, Хоть я и сутки только отсюда. Замер на шпалах лязг чугуна. Вдруг — что за новая, право, причуда: Сутолка, кумушек пересуды.
Что их попутал за сатана? Где я обрывки этих речей Слышал уж как-то порой прошлогодней? Ах, это сызнова, верно, сегодня Вышел из рощи ночью ручей.
Это, как в прежние времена, Сдвинула льдины и вздулась запруда. Это поистине новое чудо, Это, как прежде, снова весна. Это она, это она, Это ее чародейство и диво, Это ее телогрейка за ивой, Плечи, косынка, стан и спина. Это Снегурка у края обрыва.
Это о ней из оврага со дна Льется без умолку бред торопливый Полубезумного болтуна. Это пред ней, заливая преграды, Тонет в чаду водяном быстрина, Лампой висячего водопада К круче с шипеньем пригвождена. Это, зубами стуча от простуды, Льется чрез край ледяная струя В пруд и из пруда в другую посуду.
Речь половодья — бред бытия. 1941
(1 votes, average: 5,00 out of 5)