Тема греха, возмездия и покаяния в пьесе А. Н. Островского «Гроза»
Религия и религиозность… Что мы вкладываем в эти понятия? По каким критериям мы оцениваем степень религиозности человека? Какие важные составляющие включают в себя два эти понятия?
На эти и другие вопросы следует опираться при рассмотрении одной из основных идей пьесы А. Н. Островского «Гроза». Мы привыкли связывать понятия греха, возмездия и покаяния с понятием «религия». Причем «грех», «возмездие», «покаяние» — это своего рода религиозные константы, опровергать либо подвергать сомнению которые просто не приходит
С позиции нравственности и морали принято полагать, что религия несет в себе законы истины и справедливости, добра и прощения. Безусловно, это так. Но это справедливо при идеальном рассмотрении религии.
Если же подойти к этому вопросу со стороны человеческого фактора , то многие основополагающие религиозные законы вступят в противоречие с личной свободой человека. К примеру, основные заповеди христианской религии в большинстве своем основаны на запрете, определенном табу. Преступить запрет — значит, совершить грех, стать на путь греховной жизни: «Всякий,
Мне умирать не страшно, а как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой. После этого разговору-то, — вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то!
Страшно вымолвить!» — запуганная своей же собственной религиозностью, говорит Катерина Варваре в конце первого действия пьесы. По сути, грех Катерина совершила уже мысленно, и это угнетает ее. Это каким-то образом обесценивает ее собственную жизнь, ставя во главу угла вину и осознание этой вины как преступления.
По сути своей религиозность Катерины сходна с религиозностью Кабанихи: они обе не помнят о милосердии и прощении и делают из Бога страшного судью, воля которого — запрещать и карать. Утверждение «Бог есть любовь» теряет смысл в мире запрета. Идиллическая гармония семейной жизни замкнута на формальности. По религиозным соображениям человек, попавший в узы брака, не имеет права их разорвать.
Назад дороги нет, шаг в сторону — прелюбодеяние, а значит, грех. А если в союзе двух людей нет любви, есть либо привычка, либо принуждение? Вся оставшаяся жизнь человека превращается в ад. Немудрено, что Катерина так обесценила свою жизнь. «…
Что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то!» — это смутное чувство, которое Катерина, конечно, не может объяснить рационалистически. Это просыпающееся чувство личности. В душе героини оно, естественно, в соответствии со всем жизненным опытом купеческой жены, приобретает форму индивидуальной, личной любви.
Свою любовь Катерина воспринимает как страшный, несмываемый грех, потому что любовь к чужому человеку для нее, замужней женщины, есть нарушение нравственного долга, а религиозные заповеди для Катерины полны первозданного смысла. Катерина — личность и фанатик одновременно. Уже осознав свою любовь к Борису, она изо всех сил стремится ей противостоять, но не находит в этой борьбе опоры. вокруг нее уже все рушится, и все, на что она пытается опереться, оказывается пустой оболочкой, лишенной подлинного нравственного содержания. «Гроза», таким образом, не «трагедия любви», а скорее, «трагедия совести». Сознание греха не оставляет Катерину и в минуту счастья, и с огромной силой овладевает ею, когда счастье кончилось.
Катерина кается всенародно без надежды на прощение — вот он, мотив покаяния. Гибель Катерины поэтому предрешена и неотвратима, как бы не повели себя люди, от которых зависит ее жизнь. Она кается сама себе.
Сама себе признается в своей любви, на которую у нее не хватает воли. «Разве Я хочу смерти беззаконника?» — говорит Господь Бог. Не того ли, чтоб он обратился от путей своих и был жив? «Ибо Я не хочу смерти умирающего, говорит Господь Бог; но обратитесь — и живите!» Получается, что Катерина должна признать преступлением свою любовь и покаяться в ней, а затем вернуться обратно, в тот ад, из которого она должна была выйти по велению любви. Катерина — жертва не кого-либо из окружающих , а хода жизни. Мир фанатизма суров.
Из Бога сделали карателя. Его бесценный дар — жизнь — воспринимается как обязанность. Красота и любовь принимают уродливые формы. «Красота! А ты молись Богу, чтоб отнял красоту-то! Красота-то ведь погибель наша!» — даже разум не служит истинной воле человека.
А разразившаяся природная гроза пугает всех страхом возмездия за грехи. Гроза — символ Божьего гнева и Божьей кары . Именно под впечатлением грозы Катерина признается Тихону в совершенной измене. Вспомним, что в споре Дикого и Кулигина по поводу установления громоотвода Кулигин называет грозу «электричеством», то есть сводит это понятие к простому явлению природы, снимает с нее символический покров.
С другой стороны, тот же Кулигин истолковывает грозу в глубокой религиозно-философской перспективе: «Гроза убьет! Не гроза это, а благодать! Да, благодать! У вас все гроза!… Изо всего-то вы себе пугал наделали».
Этих «пугал» действительно понаделали сами люди, мирно прикрыв их якобы религиозной моралью. Но религия религии рознь. Вопрос об истинной и ложной религиозности очень сложен и до сих пор еще не решен. И в наши дни многие религии, прикрываясь ложной лояльностью, все еще продолжают запрещать то, что запретить невозможно.
Все это позволяет истолковать пьесу «Гроза» как религиозно-философскую притчу. Если «гроза» — суд Божий, то для фарисея или воинствующего язычника Бог будет грозой, а для верящих в любовь — это «не гроза».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)